Беда (Мординов) - страница 58

— О, Семен Ильич! А где же Коля?

Тогойкин на ходу прислушался. Коловоротов буркнул в ответ что-то невнятное и односложное, — наверно, боялся остановиться, чтобы не сбиться с заданного ритма движения.

— А где же он нашел масло? — снова раздался голос Васи.

Руки Тогойкина вдруг разжались, хворост рассыпался, и он уселся прямо на снег. Сделав несколько рывков он попытался встать, но не смог и, схватив горсть снега, сунул его в рот.

Вдруг в чаще леса дрогнула высокая молодая лиственница, сбросив с себя толстый пласт снега, который угодил на Васю, выскочившего из-за дерева.

Пытаясь подняться ему навстречу, Тогойкин встал на колени, но подбежал Вася, поддержал друга здоровой рукой, усадил его на ствол упавшего дерева, обнял и сам сел рядом.

— Иван Васильевич говорит, что в масло можно подмешивать даже олений мох.

— В какое масло?

— Как в какое? В то, что ты вчера принес!

— Правда? — ослабшим голосом спросил Николай, чтобы еще раз убедиться в том, что масло он действительно принес.

— Правда? Правда, он так сказал! И я тоже так думаю.

Оказывается, правда! Как хорошо, как ему важно было, чтобы об этом говорил Вася. Тогойкин опустил голову на плечо товарища. Посидели немного, Вася тихо спросил:

— А где ты его нашел?

— На обратном пути, — тихо прошептал Тогойкин, не поднимая головы. — На обратном пути…

— Ладно, после расскажешь, а сейчас отдохни.

— Глянул в сторону и…

— Потом, потом расскажешь, всем сразу.

Тогойкин поднял голову и огляделся. Вон где, оказывается, бедный старик Коловоротов взбороздил снег, идя за топливом. Как же он, Тогойкин, не заметил этого, когда шел сюда? До чего же прекрасна вон та тонкослойная лиственница! Был бы топор, отколоть бы от нее брусок и сделать хоть грубые, но все-таки лыжи!

У Тогойкина забилось сердце, легко закружилась голова. Он опять зачерпнул снега и сунул его в рот.

— А сегодня наши воробьи этак весело расселись вокруг меня! Так хотелось привести им чего-нибудь, угостить…

— Ты всю ночь сидел у костра?

— Всю, а как же!.. Потом, правда, вышел Семен Ильич, бедняга.

— А я завалился… Ты ночью ничего не слыхал?

— Н-нет…

— Совсем? Вася промолчал.

— Ну, вроде пьяные поют?

— Откуда здесь пьяные? А ты, значит, слыхал? Значит, они каждую ночь так поют? Почему же ты не говорил?

— Чтоб не пугать.

— Меня? Волками? — Вася презрительно усмехнулся. — Волк ведь молодец на овец!

— А здесь на оленей!

— По правде говоря, и я не собирался тебе об этом рассказывать. Давай никому не говорить, ладно? А то девушкам да нашим лежачим, пожалуй, будет неприятно.

— Ага, верно! — Николай оперся на плечо друга, тот сунул ему под мышку руку и помог подняться… — Спасибо, брат.