Шварц продолжал:
– «Если мы останемся, нас опять разлучат, – сказал мне этот человек. – Здесь женский лагерь. Нас привезли сюда, но лишь на несколько дней. Мне уже сообщили, что я буду отправлен в другое место, в один из мужских лагерей. Мы этого не вынесем». Он все обдумал, так, мол, будет лучше. Бежать они не могут, уже пробовали. Чуть не умерли с голоду. Теперь вот ребенок захворал, жена совершенно без сил, да и он сам тоже. Лучше добровольно вернуться; мы-де тут, в сущности, как скот в цехах бойни. Так или иначе заберут, по необходимости или по капризу. «Почему нас не отпустили, когда еще было время?» – сказал под конец этот кроткий, худой мужчина с узким лицом и маленькими темными усиками.
Никто бы не сумел ему ответить. Мы не были здесь нужны, но и отпустить нас не отпускали – мелкий парадокс при крахе целой нации, и те, кто мог бы изменить обстоятельства, не придавали ему значения.
На следующий день ближе к вечеру вверх по дороге проехали два грузовика. И тотчас я увидел, как колючая проволока ожила. Примерно десяток женщин, помогая друг другу, пролезли под ней. И все бросились в лес. Я сидел в укрытии, пока не заметил Хелен. «Нас предупредила префектура, – сказала она. – Немцы явились за теми, кто хочет вернуться. Неизвестно, что еще произойдет, поэтому нам разрешили спрятаться в лесу, пока они не уедут».
Впервые я увидел ее днем, если не считать того мгновения на дороге. Ее длинные ноги и лицо покрывал загар, но она очень исхудала. Глаза слишком большие и блестящие, а лицо слишком узкое. «Отдаешь мне еду, а сама голодаешь», – сказал я.
«Еды мне хватает, – сказала она. – Об этом заботятся. Вот… – она сунула руку в карман, – даже кусок шоколада. Вчера мы могли купить pâté de foie gras[18] и сардины в банках. Но хлеба не было».
«Мужчина, с которым я говорил, уезжает?» – спросил я.
«Да…»
Лицо Хелен вдруг дернулось. «Я никогда не вернусь, – помолчав, сказала она. – Никогда! Ты мне обещал! Я не хочу, чтобы меня поймали!»
«Тебя не поймают».
Через час грузовики уехали. Женщины пели. Ветер доносил слова: «Германия, Германия превыше всего».
Той ночью я поделился с Хелен ядом, добытым в Ле-Верне.
Днем позже она узнала, что Георг доведался, где она.
«Кто тебе сказал?» – спросил я.
«Тот, кто знает».
«Кто?»
«Лагерный врач».
«Откуда ему это известно?»
«Из комендатуры. Туда пришел запрос».
«Врач сказал, что́ тебе надо делать?»
«Он может на несколько дней спрятать меня в больничном бараке. Ненадолго».
«Тогда тебе надо уходить из лагеря. Кто вчера предупредил, что те из вас, кому грозит опасность, должны спрятаться в лесу?»