«Да с какой стати тебя станут резать на куски?»
«Обещай мне», – сказала она, не слушая.
«Конечно, обещаю».
«Закрой окно. Я опять чую этот запах».
Я встал, закрыл окно. В небе ярко сияла луна, у окна сидела кошка. Она фыркнула и скакнула прочь, когда створка окна задела ее. «Что это было?» – спросила у меня за спиной Хелен.
«Кошка».
«Она тоже чует, видишь?»
Я обернулся. «Она сидит здесь каждую ночь, ждет, что канарейка выберется из клетки. Спи, Хелен. Тебе приснился сон. Досюда не достигают никакие запахи из той комнаты».
«Тогда пахнет от меня?»
Я воззрился на нее. «Ни от кого здесь не пахнет, Хелен, тебе приснилось».
«Если не от нее, то, значит, от меня. Кончай врать!» – неожиданно резко бросила она.
«Господи, Хелен, ни от кого тут не пахнет! Если б чем-то и могло пахнуть, то чесноком из ресторана внизу. Вот! – Я взял флакончик одеколона (в ту пору я торговал им из-под полы) и побрызгал в комнате. – Ну вот, теперь воздух свежий».
Она по-прежнему сидела в постели. «Значит, признаёшь, – сказала она. – Иначе бы не стал брызгать одеколоном».
«Тут нечего признавать. Я просто хотел тебя успокоить».
«Я знаю, что ты так думаешь, – сказала она. – Думаешь, что от меня пахнет. Как от той, от соседки. Не лги! Я по твоим глазам вижу, давно уже! Думаешь, я не чувствую, как ты на меня смотришь, когда воображаешь, что я не вижу! Знаю, я тебе противна, я это знаю, вижу, чувствую каждый день. Знаю, что́ ты думаешь! Ты не веришь тому, что говорят врачи! Ты веришь кой-чему другому и думаешь, что можешь учуять запах, и я тебе противна! Почему бы не сказать честно?»
Некоторое время я стоял не шевелясь. Если ей есть что еще сказать, пусть говорит. Но Хелен молчала. Я чувствовал, как она дрожит. Она сидела в постели, расплывчатая, бледная, склоненная фигура, опирающаяся на руки, с огромными глазами в темных глазницах и с ярко накрашенными губами (уже который день она красила губы и перед сном), и смотрела на меня – как раненый зверек, который вот-вот бросится на меня.
Успокоилась она далеко не сразу. В конце концов я спустился на второй этаж к Бауму и купил у него фляжечку коньяка. Мы сидели на кровати, пили коньяк и ждали утра. Санитары, забиравшие покойницу, явились спозаранку. Тяжелыми башмаками протопали вверх по лестнице. Носилки задевали за стены узкого коридора. Их шуточки глухо доносились сквозь тонкую стену. Часом позже пришли новые жильцы.