«Сожалею, – сказал женский голос. – Если вы не назовете свое имя, я не смогу вас записать».
«Вам придется сделать исключение… – сказал я. – Доктор Мартенс ждет моего звонка».
«Если так, вы можете сказать мне свое имя…»
Я лихорадочно размышлял. Потом услышал, как положили трубку.
Я стоял на сквозняке, в сером здании вокзала. Первая попытка, казавшаяся мне очень простой, не удалась, и я уже не знал, как быть дальше. Может, надо было все-таки позвонить самой Хелен, пойти на риск, что кто-нибудь из ее семейства узнает меня по голосу. Я мог назвать и другое имя, но какое? Доктор Мартенс – никто иной мне сейчас в голову не приходил. Я все еще мешкал, когда в мозгу вдруг сверкнула мысль, до которой в десять лет я наверняка бы додумался первым делом. Почему бы не позвонить Мартенсу от имени брата жены? Он знал его и еще десять лет назад на дух не выносил.
Так я и сделал, не откладывая. По телефону снова ответил тот женский голос. «Георг Юргенс, – решительно произнес я. – Доктора Мартенса, пожалуйста».
«Это вы только что звонили?»
«Штурмбаннфюрер Юргенс. Мне нужно поговорить с доктором Мартенсом. Немедля!»
«Да-да, – сказала женщина. – Минуточку! Сейчас!»
Шварц посмотрел на меня:
– Вам знаком этот ужасный, тихий шум в трубке, когда ждешь у телефона свою жизнь?
Я кивнул:
– Не обязательно жизнь. Может быть, пытаешься призвать Ничто.
– Наконец я услышал: «Доктор Мартенс у аппарата», – сказал Шварц. – И опять почувствовал то самое, над чем раньше смеялся. В горле пересохло.
«Рудольф», – наконец прошептал я.
«Как вы сказали?»
«Рудольф, – повторил я. – Звонит родственник Хелен Юргенс».
«Не понимаю. Вы разве не штурмбаннфюрер Юргенс?»
«Я назвался его именем, Рудольф. И звоню насчет Хелен Юргенс. Теперь понимаешь?»
«Нет, совершенно не понимаю, – раздраженно сказал человек на другом конце линии. – У меня идет прием…»
«Я могу зайти к тебе на прием, Рудольф? Ты очень занят?»
«Позвольте! Я вас не знаю, а вы…»
«Олд Шеттерхенд», – сказал я.
Наконец-то я вспомнил, как мы мальчишками называли друг друга, когда играли в индейцев. Именами из романов Карла Мая. В двенадцать лет мы буквально глотали эти книжки. Секунду в трубке молчали. Потом Мартенс тихо сказал: «Что?»
«Виннету, – продолжал я. – Ты забыл давние имена? Это же любимые книги фюрера».
«Верно», – сказал он. Все знали, что человек, развязавший Вторую мировую войну, для чтения на сон грядущий держал у себя в спальне тридцать с лишним томов про индейцев, трапперов и охотников, которые уже пятнадцатилетний мальчишка начинает воспринимать слегка иронически.