Я кивнул, как дурак. «Стало быть, ты можешь сесть на поезд и просто уехать, – ответил я, опять глядя на паспорт. Это мне даже в голову не приходило. – Но у тебя нет французской визы».
«Я могу поехать в Цюрих и там получить французскую визу. Для Швейцарии мне виза не требуется».
«Что правда, то правда. – Я не сводил с нее глаз. – А твоя семья? Они позволят тебе уехать?»
«Я не стану их спрашивать. И ничего им не скажу. Сообщу, что мне надо в Цюрих к врачу. Я и раньше туда ездила».
«Ты разве больна?»
«Нет, конечно, – ответила Хелен. – Это был предлог, чтобы получить заграничный паспорт. Чтобы выехать отсюда. Я задыхалась».
Я вспомнил, что Георг спросил, ходила ли она к врачу, и повторил: «Ты правда не больна?»
«Вздор. Но моя семейка думает, что больна. Я им внушила, чтоб не приставали. И чтобы иметь возможность выехать. Мартенс мне помог. Нужно время, чтобы убедить настоящего немца, что в Швейцарии могут быть специалисты, которые знают больше, нежели светила в Берлине. – Хелен неожиданно засмеялась. – Не нервничай! Речь идет не о жизни и смерти и не о тайном побеге. Завтра я просто на несколько дней уеду в Цюрих на обследование, как уже бывало раньше. Может быть, повидаю тебя, если ты будешь там. Так звучит лучше?»
«Да, – сказал я. – Но давай поедем дальше. Меня до сих пор словно кунают головой то в кипяток, то в ледяную воду, и я не чувствую разницы. Почему я никогда об этом не думал? Все вдруг стало так просто, что я боюсь, как бы из лесу сию минуту не вынырнула бригада СС».
«Все кажется простым, когда ты в отчаянии, дорогой мой, – очень мягко сказала Хелен. – Странная компенсация! Так всегда бывает?»
«Надеюсь, нам вообще не понадобится думать об этом».
Машина съехала с пыльного проселка на шоссе. «Я даже готова жить так всегда», – сказала Хелен без малейшего признака отчаяния.
Она пошла со мной в гостиницу. Поразительно, как быстро она освоилась с моей ситуацией. «Я зайду с тобой в холл, – объявила она. – Одинокий мужчина выглядит подозрительнее, чем мужчина с женщиной».
«Ты быстро учишься».
Она покачала головой: «Это я поняла еще до твоего приезда. В годы доносов. Национальные подъемы похожи на камни, которые поднимают с земли, – из-под них тотчас выползает всякая нечисть. И наконец-то находит высокие слова, маскирующие ее вульгарность».
Гостиничный служащий дал мне ключ, и я поднялся в свой номер. Хелен осталась внизу.
Чемодан стоял на подставке у двери. Я огляделся в непритязательной комнате. Такая же, как многие, где мне довелось обитать. Попытался вспомнить, как приехал сюда, но воспоминание успело стереться. Я осознал, что уже не стою на берегу, не прячусь и не гляжу на реку – уже плыву на какой-то доске.