– Что вы собиратесь сделать? – спросил я.
– Исчезнуть.
– Как Йозеф Шварц?
– Да.
– Как имя?
– Как всё, чем был во мне Йозеф Шварц. И как то, чем я был прежде.
– И что вы думаете сделать со своим паспортом?
– Мне он больше не нужен.
– У вас есть другой?
Шварц покачал головой:
– Мне вообще больше не нужен паспорт.
– В нем есть американская виза?
– Да.
– Не продадите его мне? – спросил я, хотя денег у меня не было.
Шварц покачал головой.
– Почему нет?
– Продать не могу, – сказал он. – Я сам получил его в подарок. Но могу подарить вам. Утром. Вам он пригодится?
– Господи! – У меня перехватило дыхание. – Пригодится! Он меня спасет! В моем паспорте нет американской визы и вряд ли я смог бы получить ее раньше завтрашнего вечера.
Шварц меланхолично улыбнулся:
– Как все повторяется! Вы напоминате мне о времени, когда я сидел в комнате умирающего Шварца и думал только о паспорте, который снова сделает меня человеком. Хорошо, я отдам вам свой паспорт. Вам нужно лишь переклеить фотографию. Возраст примерно тот же.
– Тридцать пять, – сказал я.
– Станете на год старше. У вас найдется человек, который умеет работать с паспортами?
– Я знаю тут одного, – ответил я. – Фотографию заменить несложно.
Шварц кивнул:
– Легче, чем сменить личность. – Некоторое время он смотрел в пространство перед собой. – Не странно ли, если вы теперь тоже полюбите картины? Как покойный Шварц… а потом я?
Против воли я слегка похолодел.
– Паспорт – всего лишь бумага, – сказал я. – Никакой магии.
– Нет? – спросил Шварц.
– Есть немного, – ответил я. – Но не так. Как долго вы пробыли в Париже?
Я так разволновался из-за Шварцева обещания отдать мне паспорт, что не услышал, что́ он сказал. Думал только о том, как бы получить визу и для Рут. Может, сумею выдать ее в консульстве за свою сестру. Едва ли от этого будет толк, ведь американские консульства очень въедливы, но без попытки не обойтись, если не случится второго чуда. И тут я вдруг услышал, как Шварц сказал:
– Он вдруг возник на пороге нашей парижской комнаты. Полтора месяца потратил, но разыскал нас. На сей раз не мобилизовал сотрудника германского консульства, явился сам и стоял перед нами в маленьком гостиничном номере с репродукциями амурных рисунков восемнадцатого века на стене, Георг Юргенс, обер-штурмбаннфюрер, брат Хелен, большой, широкий, две сотни фунтов весу и втрое больший германец, чем в Оснабрюке, хоть сейчас и в штатском. Стоял и смотрел на нас.
«Стало быть, сплошное вранье, – сказал он. – Я так и думал, что-то здесь чертовски нечисто!»
«А что вас удивляет? – отозвался я. – Куда вы ни явитесь, всюду нечисто. Вонь и грязища! Из-за вашего появления».