Шварц поднял голову.
– Как я изучал лицо этого мужчины! Позаимствовал лупу у часовщика. Не понимал, почему Хелен прислала это фото. Сама она, вероятно, вообще ни о чем не задумывалась. Или все-таки? Не знаю. Вам такое знакомо?
– Такое знакомо каждому, – ответил я. – Психоз пленника – случай не единичный.
Хозяин кафе подошел со счетом. Мы были последними посетителями.
– Мы можем посидеть где-нибудь еще? – спросил Шварц.
Хозяин назвал такое место.
– Там и женщины есть, – добавил он. – Красивые, упитанные. Недорого.
– А другого ничего нет?
– Ничего другого в эту пору я не знаю. – Он надел пиджак. – Если хотите, я провожу вас. Освободился уже. Тамошние женщины – народ хитрый. Я мог бы проследить, чтоб вас не обманули.
– А без женщин там можно посидеть?
– Без женщин? – Хозяин недоуменно посмотрел на нас. Затем по его лицу быстро скользнула ухмылка. – Без женщин, понятно! Конечно, господа, конечно. Но там только женщины.
Он проводил нас взглядом, когда мы вышли на улицу. Уже наступило прекрасное, очень раннее утро. Солнце пока не взошло, но запах соли усилился. Кошки шныряли по улицам, из некоторых окон веяло запахом кофе, смешанным с запахом сна. Фонари погасли. Поодаль, несколькими переулками дальше, громыхала незримая повозка, рыбацкие лодки, словно желтые и красные кувшинки, цвели на беспокойной Тежу, а внизу, бледный и тихий сейчас, без искусственного освещения, стоял корабль, ковчег, последняя надежда, и мы спустились еще ближе к нему.
Бордель оказался довольно-таки унылым заведением. Несколько неопрятных толстух играли в карты и курили. После вялой попытки привлечь к себе внимание они оставили нас в покое. Я посмотрел на часы. Шварц заметил.
– Уже недолго, – сказал он. – А консульства открываются не раньше девяти.
Это я знал не хуже его. Но он не знал, что слушать и рассказывать не одно и то же.
– Год кажется бесконечным, – сказал Шварц. – А потом вдруг нет. В январе, когда нас посылали на работы вне лагеря, я попытался бежать. Через два дня печально знаменитый лейтенант К. нашел меня, угостил по лицу плеткой и на три недели засадил в одиночку на хлеб и воду. При второй попытке меня схватили сразу. Тогда я прекратил попытки, все равно было почти невозможно продержаться без продуктовых карточек и документов. Любой жандарм мог тебя сцапать. А до лагеря Хелен путь долгий.
Все изменилось, когда в мае действительно началась война и через месяц закончилась. Мы находились в неоккупированной зоне, но шли разговоры, что лагерь будет под контролем армейской комиссии или даже гестапо. Вам знакома паника, которая тут вспыхнула?