За три дня мне удалось добраться до лагеря Хелен. На жандарма, который хотел было меня задержать, я наорал по-немецки, сунув ему под нос шварцевский паспорт. Он испуганно отпрянул и обрадовался, когда я оставил его в покое. Австрия относилась к Германии, и австрийский паспорт уже действовал как визитная карточка гестапо. Удивительно, на что только не был способен документ покойного Шварца. На куда большее, чем человек, – всего-навсего бумага с печатным текстом!
Чтобы подойти к лагерю Хелен, требовалось взобраться на гору, через дрок, вереск, розмарин и лес. Я очутился там во второй половине дня. Лагерь окружало проволочное ограждение, но выглядел он не таким мрачным, как Ле-Верне, вероятно, потому, что был женским. Почти поголовно все женщины были в пестрых платках, повязанных наподобие тюрбанов, и в пестрых платьях – вид чуть ли не беззаботный. Я заметил еще с опушки леса.
И вот это вдруг меня обескуражило. Я ожидал крайнего уныния, в которое ворвусь, как этакий Дон Кихот и святой Георгий; а теперь я здесь вроде и не нужен. Лагерь казался самодостаточным. Если Хелен здесь, она давным-давно меня забыла.
Я остался в укрытии, хотел прикинуть, как поступить. В сумерках к забору подошла какая-то женщина. За ней потянулись другие. Скоро их стало много. Стояли они молча, почти не переговариваясь. Невидящими глазами смотрели сквозь колючую проволоку. Того, что им хотелось увидеть, здесь не было – свободы. Небо наливалось лиловостью, из долины ползли тени, тут и там виднелись замаскированные фонари. Женщины превратились в тени, утратили краски и даже телесность. Бледные бесформенные лица беспорядочной цепочкой парили над плоскими черными силуэтами за проволокой; одна за другой они ушли. Час отчаяния миновал. Позднее я слышал, что в лагере его именно так и называли.
Только одна женщина по-прежнему стояла у забора. Я осторожно приблизился. «Не пугайтесь», – сказал я по-французски.
«Пугаться? – помолчав, переспросила она. – Чего?»
«Я хотел бы кое о чем вас попросить».
«Нечего тебе тут просить, мразь, – ответила она. – Неужто в ваших чугунных мозгах больше никаких мыслишек нету?»
Я воззрился на нее:
«Вы о чем?»
«Не прикидывайся дураком! Пошел к черту! Чтоб ты лопнул от своей окаянной похоти! У вас что, баб в деревне нет? Вечно тут ошиваетесь, кобели поганые!»
Я сообразил, о чем она. «Вы ошибаетесь, – сказал я. – Мне надо поговорить с одной женщиной из лагеря».
«Всем вам надо! Почему с одной? Почему не с двумя? Или не со всеми?»
«Послушайте! – сказал я. – Здесь находится моя жена. Мне надо поговорить с женой!»