– Спасибо, сударь.
Гребер еще раз наполнил все три бокала.
– Я поступаю так не затем, чтобы мы могли блеснуть хладнокровием, – сказал он. – Просто при воздушных налетах лучше выпить все, что имеешь. Неизвестно ведь, найдешь ли выпивку после.
Элизабет скользнула взглядом по его мундиру:
– А тебя не поймают? В подвале-то сплошь офицеры.
– Нет, Элизабет.
– Почему нет?
– Потому что мне наплевать.
– Раз наплевать, значит, не поймают?
– Риск меньше. Страх привлекает внимание. А теперь идем… первый испуг миновал.
Часть винного погреба забетонировали, подперли стальными балками и переоборудовали в бомбоубежище. Вокруг стояли стулья, кресла, столы и диваны, на полу – несколько обшарпанных ковров, стены аккуратно побелены. Нашелся и радиоприемник, а на серванте – бокалы и бутылки. Роскошный подвал.
Они расположились неподалеку от дощатой двери, отделявшей собственно винный погреб. Следом за ними явилась целая компания гостей. В том числе очень красивая женщина в белом вечернем платье. Спина обнаженная, на левой руке сверкающие браслеты. Потом по лестнице спустилась шумная блондинка с рыбьим лицом, за нею – несколько мужчин, две немолодые дамы и группа офицеров. Откуда-то вынырнул официант с помощником. Откупорили бутылки.
– Мы могли бы прихватить свое вино, – сказал Гребер.
Элизабет покачала головой.
– Твоя правда. Скверный героический театр.
– Так нельзя, – сказала она. – Не к добру это.
Она права, подумал Гребер, сердито глядя на официанта, который с подносом ходил по подвалу. Тут не мужество, а просто легкомыслие. Опасность – дело слишком серьезное. И во всей серьезности и глубине постигаешь ее, только увидев очень много смерти.
– Второе предупреждение, – сказал кто-то рядом с ним. – Летят!
Гребер придвинул свой стул поближе к Элизабет.
– Мне страшно, – сказала она. – Невзирая на хорошее вино и все решения.
– Мне тоже.
Он обнял ее за плечи и почувствовал, как она напряжена. И внезапно на него волной нахлынула нежность. Эта девушка – зверек, который почуял опасность и сжался в комочек, она не храбрилась и не хотела храбриться, мужество служило ей обороной, жизнь в ней напряглась при звуке сирен, изменившемся и теперь означавшем смерть, и она не пыталась это скрыть.
Он заметил, что на него пристально смотрит спутник блондинки. Тощий обер-лейтенант с убегающим подбородком. Блондинка смеялась, соседний столик глазел на нее с восхищением.
Легкая вибрация пробежала по подвалу. Затем донесся приглушенный гул разрыва. Разговоры смолкли и начались вновь, громче и наиграннее. Грянули еще три разрыва, быстро, один за другим, и ближе.