Объяснений не требовалось. В следующий миг вой сирен перекрыл все разговоры в зале.
Бокал Элизабет зазвенел.
– Где ближайшее убежище? – спросил Гребер у Марабу.
– Здесь, у нас.
– Не только для гостиничных постояльцев?
– Вы тоже здешний посетитель, сударь. Подвал очень хороший. Лучше многих в городе. У нас тут высокие армейские чины.
– Ладно. А что будет с венскими шницелями?
– Их еще не жарили. Я приберегу. Внизу подавать нельзя. Вы понимаете почему.
– Конечно. – Гребер взял у Марабу из рук бутылку и наполнил бокалы. Один протянул Элизабет.
– Выпей. До дна.
Она покачала головой:
– Разве нам не надо идти?
– У нас еще масса времени. Это предварительный сигнал. Возможно, налет вообще не состоится, как последний раз. Пей, Элизабет. Помогает против первоначального страха.
– По-моему, ваш друг прав, – сказал Марабу. – Жаль, конечно, пить благородное вино впопыхах… но это особый случай. – Он побледнел и улыбался вымученно. Потом обратился к Греберу: – Н-да, сударь, раньше мы смотрели в небо, чтобы молиться. Теперь – чтобы браниться. Вот до чего дожили.
Гребер взглянул на Элизабет.
– Пей! У нас еще масса времени. Можем всю бутылку осушить.
Она подняла бокал и медленно выпила. Всем своим видом выражая решимость и одновременно толику безоглядного расточительства. Потом отставила бокал и улыбнулась:
– К черту и панику тоже. Надо отвыкать. Смотри, как я дрожу.
– Ты не дрожишь. Жизнь в тебе дрожит. Мужество тут ни при чем. Человек мужествен, когда может защищаться. Все прочее – тщеславие. Наша жизнь разумнее нас, Элизабет.
– Ладно. Тогда налей мне еще.
– Моя жена… – сказал Марабу. – Сынок у нас хворает. Туберкулезом. Ему одиннадцать. Убежище там никудышное. Ей трудно отнести мальчика вниз. Она хрупкая женщина, сто шесть фунтов. Зюдштрассе, двадцать девять. Я не могу ей пособить. Должен оставаться здесь.
Гребер взял бокал с соседнего столика, наполнил, протянул официанту:
– Вот, выпейте! У солдат есть старинное правило: если ничего сделать не можешь, постарайся не волноваться. Вам оно поможет?
– Такое легко говорить.
– Верно. Все мы не истуканами рождены. Выпейте до дна.
– Нам не разрешается. На работе…
– Это особый случай. Вы же сами только что сказали.
– Да… – Официант глянул по сторонам и взял бокал. – В таком случае, если позволите, я выпью за ваше повышение!
– За что?
– За то, чтобы вас произвели в унтер-офицеры.
– Спасибо. У вас острый глаз.
Официант поставил бокал.
– Я не могу пить залпом, сударь. Вино слишком благородное. Даже сейчас, в особом случае.
– Это делает вам честь. Возьмите бокал с собой.