Каэтани заворожённо наблюдал, как плывут над водой клочья тумана, подхваченные слабым утренним ветерком. Пальцы на руках совсем окоченели, он поднёс их ко рту, подышал. Натянул на уши каусию и плотнее запахнулся в плащ.
За спиной послышалось негромкое конское фырканье. Онорато обернулся. Улыбнулся. Никак не мог привыкнуть, что видит теперь фессалийского красавца почти каждый день. И коня, и всадника.
"Да, всё-таки на дестрие не очень тянет, но по местным меркам, конечно, гигант".
Александр перекинул ногу через шею Букефала и спрыгнул на землю.
— Радуйся, достойнейший Онорато.
Каэтани отвесил церемонный поклон.
— Я с тобой всё время себя чувствую царём царей, — весело сказал Александр, — когда мне было семь лет, я принимал персидских послов, они кланялись похоже.
Он был не один, позади остановились ещё два всадника — конечно же Гефестион, сын Аминтора и Филота, сын Пармениона. Странно, что Птолемея нет. Впрочем, общеизвестно, что Лагид любит подольше поспать. Друзья царевича тоже спешились.
— Я не видел, как кланяются персы, — сказал Каэтани.
— В твоей стране так кланяются только царям?
— Не только. Существуют разные поклоны, для разных людей и обстоятельств. Иной раз даже обедневшие дворяне хватаются за мечи, если заподозрят в ком-то недостаток уважения к своей персоне.
— Вы всегда ходите с оружием? С такими мечами? — Спросил Гефестион.
— С такими не всегда, — Каэтани на четверть выдвинул клинок из ножен, показывая царевичу, — это меч для войны. Есть ещё меч для платья, он уже, легче. Вот его всегда носят.
— И такой же длинный? — Александр чуть наклонил голову набок.
— Да.
— И не ломается? Я восхищён вашими кузнецами. Среди твоих людей они есть?
— Есть.
— Значит, ты сможешь сделать для моего войска такие же доспехи, как у вас?
"Для моего войска".
— Это сложно, Александр. Потребны не только знания.
— Я прикажу, тебе доставят всё необходимое.
Онорато улыбнулся.
— Не всё можно получить твоей волей или волей твоего отца.
Александр поджал губы.
— А волей Артаксеркса? — спросил Филота.
— И он не всесилен. Всё в руках Господа.
Александр некоторое время молчал, потом спросил:
— Ваш бог… Он действительно могущественее Зевса? — И сам же ответил, — как видно да, раз даровал вам такое оружие. Когда я сказал об этом Филоте, он испугался, что я навлеку на нас гнев богов.
Филота фыркнул.
— Ваши боги ревнивы, — кивнул Онорато и предложил, — давай пройдёмся.
— А ваш? — спросил Александр. Он отпустил поводья, потрепал коня по шее и умный Букефал без принуждения побрёл за ними следом.
— А мы считаем, что не в праве говорить "наш бог", хотя некоторые и говорят. Бог — он всеобщий, творец всего сущего, нет для него раздельно ни эллина, ни иудея.