— А как же раненые? У нас нет ни одного лекаря.
— На всё божья воля, — покачал головой де Коронадо, — всё равно мы никак им не поможем, если будем всю ночь плутать среди здешних островков или, чего доброго, напоремся на скалы.
— Ну хорошо, — неохотно согласился Каэтани.
"Капитана" повернула к берегу.
Когда до него было уже рукой подать, Диего Вибора, который до этого смирно сидел на куршее возле задней мачты со связанными за спиной руками, внезапно распрямился, как пружина, и впечатал колено в грудь стража. Тот такой прыти совсем не ожидал и растянулся на палубе. Диего упал сам, но сразу же по-кошачьи извернулся, подкатился к солдату спиной, вслепую нащупал рукоять меча. Поднимаясь, вытянул его из ножен. После чего, запрыгнул на постицу[14] и бросился в воду. Остальным солдатам и гребцам сил достало только на то, чтобы проводить его прыжок взглядами.
Один из испанцев вскинул к плечу аркебузу, но тут же чертыхнулся и опустил. Не заряжена, и фитиль не зажжён. Другой начал торопливо крутить вороток арбалета, но было поздно, Вибора скрылся во тьме.
— Тьфу ты, зараза, — в сердцах сплюнул аркебузир.
— Может утоп? — понадеялся арбалетчик, — руки-то связаны.
— Да хоть бы и утоп. Спрос-то с нас будет…
Узнав о случившемся, Каэтани семиэтажно выругался, но ничего предпринимать для поимки беглого не стал. Собственно, он всё равно понятия не имел, что делать с Виборой.
Галеры встали на якорь, не выбирая места. Оставалось лишь молиться, чтобы ночью не начался шторм, который пророчил (и, похоже, ошибся) Ромегас.
Команды высадились, разбили лагерь. На галерах остались лишь гребцы-каторжники, да немногочисленная охрана.
Ночь прошла довольно спокойно. А наутро христиане поняли, что чудеса минувшего дня — это ещё цветочки. Как рассвело, Хуан Васкес, де Чир и с ними ещё трое капитанов поднялись на близлежащие холмы, дабы осмотреть береговую линию и сориентироваться.
Новость, ими принесённая, повергла всех в шок.
— Это какой-то чужой берег, — мрачный, как туча де Чир раскрыл свою толстую тетрадь-дерротерро, описание берегов, — когда шли сюда, я записывал все приметы, любую мелочь.
— И что? — спросил Каэтани.
— А то, что вон у того холма очень приметная вершина со скалой и я это отметил.
— Ну это же хорошо, — сказал Каэтани, — значит мы знаем, где находимся.
— Ни черта мы не знаем, — в сердцах сплюнул де Чир, — этот приметный холм был островом.