Сложнее было указать адрес к звену алхимии, но метод банального подбора себя оправдал. Я изобрёл новый рецепт. Улучшитель вторичной характеристики алхимии. Впрочем, фиолетовый не поднимал уровень самой алхимии, но наделял обученного временным свойством. Сутулый попил кофе и получил возможность смотреть на ингредиенты моими глазами. Видеть цветовые взаимодействия и пропорции.
— Это что получается? — пробурчал сутулый. — Пропорции…
— Полагаю, нужно снизить количество голубого, — подсказал я.
— А? — Сутулый на миг повернулся ко мне, а затем вновь уставился в таз. Он боялся пропустить озарение. Его можно понять. Дело всей его жизни наконец-то открылось ему. Словно система элементов для Менделеева или закон для Ньютона.
— Снизим голубой и получим более чистую смесь. Вот в этом месте. Видите? — я показал пальцем в излишнее скопление.
— Ты это видишь?
— Да.
— Боже! — трясущиеся руки Сутулого потянулись к ингредиентам.
Прежде таким счастливым я Сутулого не видел. Озарение действовало несколько минут. Старший алхимик не потратил их впустую. Взялся за дело и приготовил лучшую гербуху в своей жизни…
Процесс очень сильно увлёк Сутулого. На время он забыл, что я всего — лишь упаковщик и посчитал меня помощником. Мешал смесь и, будто капитан на мостике или врач в операционной, выкрикивал короткие и точные приказы.
— Больше воды!
— Двадцать миллилитров массы из третьего ведра!
— Замешай промежуточный!
— Отожми и возвращай в таз!
Поработали на славу. Времени хватило. Сутулый получил рецепт, близкий к идеальному. Совершенство взаимосвязей, пропорций и слойности грели его душу, как редкое затмение грело душу астронома. Он смотрел в намешенный таз смеси, но видел намного больше. Ингредиенты образовывали замкнутую систему, законченное уравнение, самостоятельную единицу.
Пришло время фасовки. К тому времени эффект улучшителя алхимии закончился. Я не стал говорить ему, что из фасовщика смесь выйдет хуже. Она слёживается и нарушает пропорции. Сутулый был слишком счастлив, чтобы омрачать его триумф такой мелочью. Закончив смену, он похлопал меня по плечу и пожелал доброй ночи.
… … …
В фойе восьмого этажа было пугающе тихо. Впрочем, так было всегда, просто в ожидании Питона я нервничал и психовал. Мы договорились о вечерней тренировке. Предыдущая закончилась двумя простреленными ногами. Что он выкинет на этот раз?
Раны в бёдрах затянулись на четвёртый день. Я ещё хромал, но скорее по привычке, нежели от боли. Материя стала ещё сильнее, штопала сквозные дыры, оставляя на их месте крошечные шрамы.
— Ты меня удивляешь, малой! — раздался голос Питона.