Отдельного упоминания заслуживают три момента.
Во-первых, образ Сейвори – писателя, добившегося успеха, который измеряется сотней тысяч проданных экземпляров. С одной стороны, этот писатель – плебей не только по происхождению, но и духом, сочиняющий на потребу самой невзыскательной публике, – вызывает у Грина презрение. С другой – молодой автор железнодорожного детектива с подозрительной настойчивостью вспоминает о проданных экземплярах и вырученных за них авансах и потиражных: чувствуется, что это болезненная для него самого тема. С третьей стороны, Грин приписывает Сейвори присущее ему самому донжуанство и вкладывает в его уста собственные суждения на литературные темы.
Во-вторых, Карлтон Майетт. Позднейшие обвинения Грина в антисемитизме во многом основываются как раз на этом образе. Хотя где здесь национальная неприязнь, а где классовая (с близких к коммунистическим позиций, которых придерживался тогда писатель), сказать трудно. И куда важнее другое: стоит еврейскому богачу столкнуться с погромщиками (или потенциальными погромщиками), со взбесившимся буржуа, из которого, как известно, легче всего получается нацист, как Грин тут же проникается к своему герою неподдельным сочувствием. Тем самым сочувствием, которое отнюдь не проявляла британская бюрократия по отношению к беженцам из континентальной Европы.
В-третьих, доктор Циннер. Вот уж кто по душе Грину – интеллигент, джентльмен, бессребреник и вместе с тем бесстрашный борец за светлое коммунистическое будущее родной страны! Все это выглядит сегодня как минимум несколько схематичным. Интереснее, однако, другое: именно этот образ открывает долгую – и исключительно важную для самого писателя – череду персонажей гефсиманского, если так можно выразиться, толка. Поначалу эти люди (а мы встретимся с ними в каждом втором романе Грина) колеблются и, толком даже не веря в Бога, молятся о том, чтобы чаша сия миновала их: «Если только можешь, Авва, Отче, Чашу Эту мимо пронеси»… А затем более-менее сознательно повторяют (и, разумеется, пародируют) Крестный Путь. Каждого из них предают, каждому из них предпочитают разбойника, каждого из них распинают… Впоследствии Грин догадается парадоксально обострить ситуацию, сделав своих «великомучеников» людьми низко и мелко грешными (вроде попа-расстриги и пьяницы из «Силы и славы»); «первопроходец» же Циннер вознесен писателем на недостижимую для простых смертных моральную высоту.
«Стамбульский экспресс» принес писателю кое-какие деньги и «освежил» благоприятную творческую репутацию автора «Внутреннего человека», едва не погубленную двумя последующими романами. Окрыленный успехом, Грин тут же сочинил «Поле боя». Увы, оно оказалось во многих отношениях слабее – и в результате не понравилось публике, а у критики вызвало даже насмешки. Правда, насмешки уже уважительные: новый роман автора «Стамбульского экспресса» разочаровал именно потому, что от этого писателя теперь ожидали многого.