О западной литературе (Топоров) - страница 174

В журнальной публикации роман снабжен послесловием переводчицы, позволяющим ближе познакомиться с механизмом «пробивания» литературы подобного рода в нашу печать. В данном случае он прослеживается с трогательной откровенностью.

Во-первых, главный упор в послесловии сделан на элементы социальной критики, в романе якобы наличествующие: «В критический момент, когда неожиданная встреча с прошлым может мгновенно уничтожить его репутацию и подорвать общественное положение, ему не у кого искать поддержки и помощи. Буржуазный мир оказывается не менее жестоким, чем мир уголовный» (выделено мной. – В. Т.). О чем здесь речь? Почему буржуазному миру брошено столь грубое, хотя в целом и справедливое обвинение? Да потому, что хочется повернее продать роман, в котором все обстоит как раз наоборот: бывший сутенер, убийца и беглый каторжник окружен вниманием и сочувствием и дома, и на службе, и в кругу друзей. Конечно, ему от этого не легче, ведь никто, не зная его прошлого, не может понять его смятения, а открыться людям он боится из-за возможного (или неизбежного) разоблачения, но и только-то. И вот смысл книги фальсифицируется (и, как мы увидим дальше, совершенно сознательно) автором послесловия, а юному читателю «Авроры» предлагается пожалеть несчастненького Ж. П. Г., которого довел до ручки проклятый капитализм.

Цинизм журнальной интерпретации романа становится особенно очевиден, когда в другой статье той же исследовательницы и переводчицы читаешь, что лейтмотив истории Ж. П. Г. – «неизбежный распад личности после совершения ею убийства». Такая трактовка верна, но в молодежном журнале предложена прямо противоположная. Как вы думаете зачем?

Во-вторых, делается попытка продать лежалый товар как новый. Для этого статья о романе, опубликованном на языке оригинала в 1932 году, названа «Имярек продолжает поиск», дата написания, естественно, замалчивается и лишь вскользь упоминается о том, что с этой, как и с многими другими книгами того же автора, «как и в других странах, у нас стали знакомиться несколько позднее»… И в-третьих, и это также весьма характерно, сам писатель представлен в статье как большой друг нашей страны и нашей культуры. Он и «смерти замечательного ленинградского трубочника» посочувствовал, и «с восхищением отозвался о присланной ему библиографии всех его произведений, изданных в СССР», и… все. Других свидетельств интереса данного писателя к культуре нашей страны в послесловии не приводится.

Не чрезмерной ли благодарностью за дружеские чувства такого рода стала публикация художественно слабой, идеологически сомнительной, с бульварным запашком книги, полвека назад написанной и на грани безграмотности и безвкусицы переведенной, в трех номерах молодежного журнала, а позднее – и в однотомнике, – вправе спросить читатель этих строк… Но не переменит ли он своего мнения, узнав, что речь шла о Жорже Сименоне и его романе «Беглый», а также об известнейшей пропагандистке и популяризаторше его творчества, личном друге знаменитого французского (или бельгийского? или швейцарского?) писателя Э. Шрайбер? Жаль, если переменит… Потому что имя Сименона стало за последние годы (в связи с его 80-летием, но и позднее тоже) палочкой-выручалочкой, магическим словом, отворяющим врата издательств и двери редакций. Сименон написал двести (!) романов – и расторопные переводчики словно бы задались целью перевести на русский язык и, разумеется, опубликовать их все. Однотомники Сименона вышли уже и в «Прогрессе», и – трижды! – в издательстве «Художественная литература» (последний раз – в 1986 году). И, увы, в Детгизе. Поговаривают чуть ли не о собрании сочинений…