Только успел настроиться подремать за конторкой, как зазвонил звонок. Ожидая увидеть на пороге забывшего что — то Рустама, распахнул дверь, но наткнулся взглядом на Хака.
— Скорбим? — незваный гость оттеснил меня с порога, по — хозяйски ввалившись в заставленный рухлядью зал.
— Не работаем сегодня, — хмуро начал я его выпроваживать.
— И завтра не будете, — не смутился молодчик.
— Хак, не работаем! — ссориться с ним настроения не было — ни на что вообще настроения не было, в том числе и заниматься хоть какими — то делами.
— Помянем Креста? — неожиданно предложил мужчина, выставляя на прилавок литровую бутыль мутного пойла.
— Помянем, — вдохнул, соглашаясь.
Про себя я давно выяснил, что являюсь осторожным трусом, не склонным ни к авантюрам, ни к приключениям. Если честно, то чуть ли ни с самого начала путешествия мне хотелось вернуться в наш старый дом в Николаевске и зажить той тихой спокойной жизнью, против которой я так выступал два года назад. Увы… Зато после всех приключений распивать неизвестный напиток из рук вора при всем показном смирении проходило у меня по графе «идиотизм», поэтому выставил напротив самогона заныканный под стойкой для особых клиентов коньяк. Зимняя утрата пояса с деньгами и чемодана с приличными шмотками после глотка чего — то подобного «за Рождество» еще не выветрилась из памяти. Не думаю, что Хаку интересны копейки, лежащие в кассе, но кто за него поручится? Я — точно нет.
К тому же настораживал его собственнический взгляд на товар, на обстановку… и на меня. Складывалось ощущение, что они с бабой Шайдой родственники — та тоже в последние дни почти не скрывала хозяйских замашек. Ни квартира, ни лавка не являлись моей собственностью, но ёпта! Дядю Жору еще похоронить не успели!
Выпили, не чокаясь, каждый свое, помолчали. Визитер, если его и покоробила моя демонстративная недоверчивость, виду не подал.
— Разговор есть.
— Догадался.
— Видишь ли, Кефаль, — от прозвучавшего прозвища я вздрогнул, что не укрылось от внимательного взора моего визави, — У нас с Крестом были свои дела, «скромный гешефтик», как он любил выражаться.
Пожал плечами. Покрутившись здесь несколько недель, я быстро понял, что дядя Жора никак не мог держаться на плаву за счет легальной торговли.
— У старика остались внучка и внук, но ты ведь не он? — обвиняюще ткнул он в мою сторону пустым стаканом.
— С чего ты взял?! — неудачно выразился я, имея в виду, что никогда и не пытался выдать себя за наследника антиквара.
Но Хак понял мое возмущение по — своему:
— Видел снимок. Крест о своей семье говорить не любил, но у меня перед ним имелся должок, в счет которого пообещал за его наследниками присмотреть, тогда — то я его историю и узнал. Дочку он с поварихой на поселении прижил, баба та умерла давно, девку его ее родня вырастила. Он, когда осел здесь, вроде как к дочке сунулся стрелки наводить, но она его даже на порог не пустила. Я, говорит, честная капитанская жена, катись — ка ты, дядя, в ту дыру, откуда вылез! У Креста своего гонору хватало, навязываться не стал, но из виду ее не терял. А нынче осенью привез он дочкину дочку, внучку то есть, потому как честность капитанской жене боком вышла: муженек — то ее руки распускать любил, отбил по молодости бабе все нутро, да так, что сколь ни лечилась, а так и не оклемалась, даже когда самого офицерика не стало. Маруську Крест потом в пансион сплавил, потому как многие тут на нее облизываться стали: девка скромная, уважительная, с приданым. А вот внучк