К сорока годам Нина поняла, что не может контролировать, влюбится она или нет, но может выбрать материнство. Она боялась риска беременности, поэтому начала думать об усыновлении. «В сорок три года у меня наконец случился момент принятия, и я поняла, что главное в жизни – не идеальный образ, а полноценность», – говорит она. Нина решила самостоятельно усыновить ребенка. Когда она рассказала об этом брату, тот очень обрадовался и крепко обнял ее. Мать тоже была в восторге и сказала, что ребенок – это дар Божий. «Поддержка, которую я получила, еще больше укрепила меня в мысли, что я могу это сделать. Я счастлива, что меня окружает такая любовь и забота, – сказала мне Нина. – Кто сказал, что семья – это мужчина, женщина, два с половиной ребенка и белый штакетник? В моем плане Б "Б" – это беби. И вдвоем мы создадим наш план А».
Процесс потребовал упорства. Нину выбрала одна биологическая мать, но ребенок родился с врожденным пороком сердца и прожил лишь неделю. Нина сказала мне, что ни о чем не жалеет. Она сказала, что «любила малыша семь удивительных дней» и, хотя это был жестокий опыт, он еще больше утвердил ее в намерении усыновить ребенка. И вот, прямо перед Днем святого Валентина, я получила от Нины письмо под заголовком «Познакомься…». Мое сердце забилось быстрее, когда я увидела фотографию Нины, держащей на руках крошечную девочку, родившуюся всего несколько часов назад. Вы не сможете увидеть на этом фото глаза Нины, потому что они прикованы к дочке. Текст письма содержал всего шесть слов: «Я так ее люблю! Поверить невозможно!»
Стойкость в любви означает обретение внутренних сил, которыми можно поделиться с другими. Обретение возможности породить такую любовь, которая переживет любые трудности. Обретение умения любить, когда жизнь складывается не так, как вы планировали. Обретение надежды на новую любовь и смех, когда то, что у вас было, безжалостно отобрано. И обретение способности сохранить любовь, даже когда человека, которого вы любите, больше нет.
* * *
Я пишу это спустя почти два года после того страшного дня в Мексике. Два года с тех пор, как мои дети потеряли отца. Два года с тех пор, как я потеряла любовь всей моей жизни.
Анна Квиндлен сказала мне, что мы путаем стойкость с успокоением. Она потеряла мать сорок лет назад. «Легче ли мне сейчас, чем тогда? Да, – сказала она мне за кофе. – Скучаю ли я по ней до сих пор так, что порой это невыносимо, как зубная боль? Да. Беру ли я до сих пор телефон, чтобы ей позвонить? Да».
Время движется вперед, и я в чем-то тоже. В чем-то другом – нет. Теперь я верю в то, что Дэвис Гуггенхайм сказал мне в первый месяц моего вдовства: скорбь должна идти своим чередом. Печаль уступила место трудам по написанию этой книги и попыткам найти смысл. Иногда горе накатывает, как волна, ударяясь в мое сознание, пока я не перестаю чувствовать что-либо еще. Иногда оно охватывает меня по предсказуемым важным датам, например в нашу годовщину, а иногда – по самым ничтожным поводам, например когда мне приносят рекламные рассылки, адресованные Дэйву. Иногда я делаю что-нибудь на кухне, и вдруг мое сердце пропускает удар, когда на секунду мне кажется, что он открывает дверь и заходит в дом.