– Да, – ответила она. – Не могу возражать вам в этом.
Это было правдой. Что-то, однажды оформленное официально на бумаге, становится фактом, и не важно, является это правдой или нет.
– Откуда мне знать, что вы не сделали копии? – Хелен спросила это лишь для того, чтобы проверить их хитрость; разумеется, копии имеются.
– Вам придется нам довериться, – ответил парень.
Дрожь в голосе девушки подсказывала Хелен, что она хотела бы говорить правду. Когда Хелен передала ей деньги, та разделила их на две части. Это был бессознательный жест, но Хелен поняла: этот фронт вовсе не так сплочен, как думает мальчик.
– Больше вы о нас ничего не услышите, – сказала девушка. И вновь она показалась искренней, однако Хелен знала, что, конечно же, они придут к ней снова. Так работает шантаж. Ты заплатил – ты сдался.
Если бы только у нее появился какой-то рычаг давления на них, она смогла бы им воспользоваться, но вряд ли сейчас это главное. Сейчас она должна сосредоточиться на уничтожении этих…
Внезапный порыв ветра почти сбил ее с ног. Удар двери – металлом по старому камню – прозвучал громко, как выстрел. Грохот падающей штукатурки и кирпичной кладки заставил их всех отпрыгнуть глубже в коридор, подальше от взметнувшейся пыли.
– Джесс! – закричала девушка.
Значит, Дж. – это Джесс. От взгляда, который он бросил на девушку, горячий пот Хелен превратился в холодный. Ее вымогатели разговаривали паническим шепотом, обсуждая бестолковые стратегии выхода. Куча обломков была высотой по пояс, и потолок сильно провис.
– Нам придется выйти через парадную дверь, – сказал Джесс. Он был прав; их единственный выход находился в другом конце полумильного коридора. Все, что Хелен оставалось сделать, – это пережить трехминутную прогулку по прямой линии.
Трудно ли это будет? Иди шаг за шагом. Не думай о катакомбах собственной памяти, а просто смотри вперед, фокусируйся на своем маленьком фонарике-карандаше и его слабом луче. Думай не о раскачивающихся босых ступнях, а о грязной холодной воде в собственных туфлях.
Хелен не могла этого сделать.
Не могла пройти мимо комнаты, где умерла Паулина. Продвигаться становилось все сложнее, как будто с каждым шагом удваивался вес ее обуви. Она остановилась в двух ярдах перед дверью прачечной. Ей придется просить их, по-другому никак. Ей придется просить их, ей придется сказать им, и если она покажет свою слабость, они могут ухватиться за это и решить оставить ее здесь, чтобы преподать урок или просто ради забавы.
Хелен чувствовала, как колотится пульс у нее на шее. Время свернулось, и она снова была собой девятнадцатилетней, пробегающей мимо двери прачечной. «Я сошла с ума, когда согласилась сюда приехать, – подумала она. – Назарет меня в конце концов достал».