Я могла бы вызвать ее на более подробный разговор, однако от шока мои мозги застыли. Вместо этого я спросила:
– Тебе с сахаром?
– О, да. – Она закрыла глаза. Я подождала, пока закипит чайник, собираясь с духом, чтобы задать ей несколько вопросов. Но когда понесла кружку в гостиную, она уже с приоткрытым ртом дремала на диване, и я облегченно вздохнула. Я накрыла ее старым больничным одеялом и подоткнула его по краям.
Я выпила ее чай наверху, наконец ощутив, что уже много часов провела без сна. Все видели меня на этом вечере, я уже не могла отрицать серьезность наших с Джессом отношений. Меня бы просто не поняли… Мне пришло в голову набрать стакан воды на утро, и я снова спустилась вниз, проскользнув на цыпочках мимо тихонько похрапывающей мамы. Когда я задергивала шторы в гостиной, то увидела две фигуры, извивающиеся напротив военного мемориала и освещенные мерцающим уличным фонарем. Не подростки, а мужчина и женщина. Я узнала Клея Брейма – коренастого, в синих джинсах и джинсовом жилете. Длинная белая нога обхватывала его сзади, а его рука вцепилась в тонкие рыжие волосы.
К концу того же года Джесс вырос из своей кожаной мотоциклетной одежды и отдал ее мне, а сам унаследовал старый комплект Клея. Мы все еще росли в высоту, но мяса на наших костях не прибавлялось. Есть старая саффолкская байка: у нас так холодно, когда дует ветер, потому что между нами и Сибирью нет ни единого холма. И в ту зиму я в нее поверила. Ледяной дождь шел непрерывно. Болото замерзло, и гололед на Больничной дороге отрезал нас от больницы. Мы с Джессом стали проводить время в наших домах, которые были ненамного гостеприимнее, чем старые развалины. У Бреймов лопнули трубы, и их котел вышел из строя. В моем доме было более терпимо лишь потому, что Джесс покрыл наши одинарные викторианские окна пузырчатой пленкой. Артрит Триш усугубился так же быстро, как мороз, и ей пришлось отказаться от субботних дней в прачечной. Я взяла на себя ее работу. Когда мы видели ее и Марка, как всегда, идущих рука об руку, она больше походила на его мать, чем на жену. Они настаивали на том, чтобы Джесс остался в школе, но ему пришлось работать, укладывая полки в «Ко-оп» и по ночам. Наше жалованье уходило соответственно в наши домашние бюджеты. Моей маме сократили все сверхурочные, и поднимать двоих детей на зарплату медсестры было тяжеловато. Мы выживали на продуктах со склада, которые Джесс тайком выносил из магазина, и он бы потерял работу, если бы его менеджер, бывший завхоз Назарета, отец четырех детей, тоже этим не занимался.