Палыч задумчиво покусал губу. В данный момент он предпочел бы старому знакомому любого, даже самого вздорного клиента; этому типу было решительно нечего делать здесь и сейчас, но он был тут, и с этим следовало что-то решать. А поскольку запасной выход в гараже отсутствовал, выбора, можно сказать, не осталось: надо было открывать. Если заказчик явился один, это неопасно, а если не один… Если он не один, отсидеться все равно не получится: они могут ждать, а Палыч не может, они могут взломать дверь, а Палыч, будь оно все проклято, не в состоянии им помешать.
— Ты, Лис? — спросил он осторожно.
— А что, через эту щелочку я на себя непохож? — послышалось в ответ. — Открывай, дело есть.
Палыч отодвинул засов, открыл дверь, и Лис, почти не наклонив головы в низком проеме, шагнул через порог. Они знали друг друга сто лет — с тех самых лихих девяностых, которые так любил вспоминать Палыч, — и кличка Лис закрепилась за гостем еще тогда, потому что он был хитер, коварен, быстр и опасен, как самый настоящий матерый лис. С тех пор утекло много воды, Лис, как и Палыч, остепенился, но старый конь борозды не портит, а рыбак рыбака видит издалека: жизнь снова свела их вместе, и дела их, как встарь, не подлежали огласке.
— Что это тебя припекло? — недовольно проворчал Палыч, жестом предлагая гостю присесть за накрытый стол. — Какие еще дела, мы же договаривались: ты сюда ни ногой! Спалиться решил, а заодно и меня спалить?
Лис снял бейсболку, чтобы стряхнуть с нее воду, и стало видно, что выглядит он не ахти — хмурый, бледный, осунувшийся и какой-то потерянный. Таким Палыч видел его впервые, и от увиденного где-то под ложечкой возникло неприятное, сосущее чувство неотвратимо надвигающейся угрозы.
— Ты чего это, а? — снова спросил он, видя, что гость не торопится объяснить свое странное поведение.
Вместо ответа Лис лишь кивнул подбородком в сторону открытой двери и, опершись рукой о край стола, тяжело, как немощный старик, опустился на скамейку.
Палыч резко обернулся и сделал движение в сторону двери, но было поздно: вчерашние знакомые, водитель серебристого «лексуса» и его пассажир, по-прежнему в одинаковых черных костюмах и с одинаковыми гадкими ухмылками на холеных рожах, уже были внутри гаража.
— Узнал? — сказал водитель. — Ясно, узнал, ты ж так на меня таращился — я уж думал, дыру протрешь! Встретиться, наверное, хотел? Ну вот и встретились.
— Сука ты позорная, а не Лис, — сказал старому знакомому Палыч.
Тот в ответ лишь уныло пожал плечами: ну да, и что теперь?
Старательно рассчитав бросок, Палыч метнулся к брошенной Тормозом кувалде, вцепился в отполированную ладонями, слегка замасленную железную рукоятку и выпрямился, готовясь проверить, выдержат ли эти самодовольные мерзкие хари испытание добрым российским чугуном. Увы, хозяином положения он чувствовал себя недолго: у гостей кое-что имелось в запасе, и, пока Палыч изображал из себя героя боевика, это кое-что было спокойно извлечено из-под одежды, поставлено на боевой взвод и наведено в цель. Два выстрела ударили почти одновременно, по гаражу потянуло пороховым дымком; выпавшая из рук кувалда лязгнула о бетон. Палыч медленно опустился на колени, потом на четвереньки, а затем так же медленно, будто через силу, лег на пол почти на том же месте, где незадолго до этого лежал Багор.