Не имея ни желания, ни необходимости снова подниматься наверх и нырять в свой персональный сортир на глазах у уборщицы, он решил воспользоваться расположенным на первом этаже туалетом для персонала и посетителей, тем паче что там, как и наверху, всегда было чисто и приятно пахло. Чтобы не подрывать свой авторитет, торча над писсуаром в позе небезызвестного мальчика, он зашел в кабинку. Здесь наблюдался легкий беспорядок: на крышке смывного бачка лежала газета, которую, надо думать, почитывал, делая свои важные дела, какой-нибудь охранник или системный менеджер. Впрочем, сисмены газет, как правило, не читают: им, как и прочим представителям многотысячной армии офисных работников, с головой хватает оплаченного фирмой Интернета.
Человек — по крайней мере, человек, родившийся и выросший в СССР, — устроен так, что, имея перед глазами печатный текст и время на то, чтобы его прочесть, непременно это сделает — как минимум, заглянет одним глазком. Лежавшая на крышке смывного бачка газета, судя по ряду верных признаков — кричащим заголовкам, обилию цветных фотографий и так далее, — относилась к разряду желтой прессы. Как всякий разумный, образованный человек, Петр Кузьмич глубоко презирал чтиво подобного рода, но выбора не было — как-никак, он находился не в библиотеке, а в общественном туалете, — и взгляд его сам собой скользнул по оттиснутым на скверной шероховатой бумаге строчкам.
«ПРЕДОТВРАЩЕНО ПОКУШЕНИЕ НА ЧЕМПИОНА!» — ударил по глазам набранный огромными буквами заголовок. Подзаголовок гласил: «В спальном районе Москвы застрелен киллер».
Петр Кузьмич досадливо поморщился. Все это было донельзя глупо и непрофессионально. Он с самого начала говорил, что нужно найти другой, не столь экстравагантный и криминальный способ давления; ему не вняли, а эта, последняя выходка вообще не лезла ни в какие ворота. Искусственность ситуации была очевидна и неоспорима, и это, по мнению Петра Кузьмича, разом сводило на нет все усилия и риск, связанные с ее созданием.
Дело, по которому он сюда заглянул, продвигалось небыстро, и, имея выбор между созерцанием текущей в унитаз вялой струйки и чтением, Стрельцов естественным порядком выбрал второе. Насколько он мог судить, ход событий в заметке был изложен почти верно, с минимальными отступлениями от истины, сделанными то ли по невежеству, то ли для усиления эффекта. Критиковать автора, заведомо находящегося ниже всякой критики, он и в мыслях не держал; к тому же не хотелось судить предвзято: они с этим щелкопером имели неодинаковый уровень информированности.