У Вышегородцева вытянулось лицо.
— Да типун тебе на язык! — почему-то вдруг перейдя на шепот, испуганно воскликнул он. — Я лично был на похоронах!
— И что ты лично видел? Закрытый гроб? Урну с чьим-то прахом — и хорошо, если не пустую? Любительский фильм плохого качества, в котором кто-то похожий на Потапчука катится вниз по ступенькам? Пачку бумажек, которые можно распечатать в любом количестве экземпляров? Что?
— Ты, Петенька, самый настоящий псих, — с уверенностью объявил Вышегородцев. — Выражаясь высоким стилем, одинокий путник, заблудившийся в лабиринте собственных мрачных фантазий. Ау, Петруша! Выходи из сумрака, мне тебя не хватает! Если предположить, что мы до сих пор в разработке у Потапчука и рядом с нами, буквально на расстоянии вытянутой руки, находится его человек, мы давно уже должны быть за решеткой и, вот именно, плакать в жилетку строгому, но справедливому следователю. А мы — вот они! Не спорю, — уловив нетерпеливое движение начальника охраны, железным тоном предвосхитил он возможные возражения, — в этих твоих построениях прослеживается определенная логика. При некотором напряжении чувств я даже могу допустить, что ты прав. Но тебе не кажется, что подобные предположения вполне поддаются проверке? Хотя бы теоретически, а? Что и возвращает нас к вопросу о твоих прямых должностных обязанностях.
— А вот это, голубчик, и есть самое интересное, — удивив его, спокойно сообщил Стрельцов. — Ты что же думаешь, я эти две недели пил запоем и на иконы крестился? Проверка… То-то, что проверка! Я ее произвел. И как ты думаешь, какие результаты она дала? Нулевые, голубчик, ну-ле-вы-е! Благодаря расторопности некоторых товарищей на месте той перестрелки сразу же после ее окончания появились представители средств массовой информации, а именно: трех телеканалов, двух информационных агентств и полудюжины газет. Все они вели фото- и видеосъемку, всем им было в интересах следствия настоятельно рекомендовано скрыть лицо задержанного, каковая рекомендация, как видишь, была добросовестно выполнена — такие, брат, нынче настали времена, все знают, что свобода печати — не игрушка, ее, как огнестрельное оружие, не всякому в руки дают…
— Но должны же были остаться оригиналы! Цифровые записи, пленки… я не знаю… негативы какие-нибудь!
— Должны были остаться. Но не остались. Нигде. И все молчат, как рыба об лед — ни гу-гу! Деньги предлагал — нос воротят, представляешь?
— Значит, мало предлагал.
— Ха. Ха. Ха, — раздельно произнес Стрельцов. — Не в этом дело, друг мой Эндрю. Просто, делая выбор между кошельком и жизнью, большинство людей по старинке предпочитает жизнь. Я так думаю. И еще мне кажется, что одиночка просто не в состоянии провести такую масштабную зачистку в столь короткий срок, да еще и так тщательно.