— Я вас приветствую, — развязно обратился к наемнику Чайник, протягивая для пожатия руку.
— Наше вам, — сипловато откликнулся стрелок, игнорируя повисшую в воздухе ладонь.
Вблизи было видно, что физиономия у него осунулась и остро нуждается в бритье, а перегаром от господина профессионала разило с такой силой, что Чайник поневоле начал дышать через рот.
— Ну? — убрав руку, которую не удосужился пожать невоспитанный наемник, перешел к делу Виктор Павлович.
— Пиастры, — напомнил стрелок.
— Утром стулья, вечером деньги, — перефразировав реплику героя культового романа, возразил Чайник.
— Да все в ажуре, — дыша парами неусвоенного алкоголя, небрежно заверил киллер и, вынув из кармана, протянул собеседнику маленькую серебристую видеокамеру с болтающимся сбоку эластичным ремешком. — Смотри, если на слово не веришь.
— Доверяй, но проверяй, — с шутливой важностью изрек Чайник и, взглядом спросив у наемника разрешения, аккуратно поставил ноутбук на слегка запыленный серебристый капот.
Пока компьютер загружался, урча приводом жесткого диска и шелестя вентилятором кулера, киллер закурил, сунул руки в карманы куртки и стал с подчеркнуто безразличным видом глазеть по сторонам. Чайник размотал шнур и подключил видеокамеру к ноутбуку.
На экране появился пожилой мужчина в деловом костюме, с портфелем в руке, поднимающийся по лестнице. Съемка велась сверху, изображение было почти черно-белым из-за недостатка освещения и искусственной подсветки. Вот человек остановился, по всей видимости заметив стоящего на дороге оператора, поднял голову, позволив Чайнику убедиться, что он — это он, а не случайный прохожий, и, явно сообразив, что к чему, сунул свободную от портфеля руку за левый лацкан пиджака. Появившийся оттуда восемнадцатизарядный СПС послужил еще одним свидетельством того, что на экране генерал ФСБ, а не отставной учитель русского языка и литературы; потом в кадре появилась рука в тонкой кожаной перчатке, сжимающая «стечкин» с длинным глушителем. Звука не было — пистолет просто слегка подпрыгнул, выбросив из затвора дымящуюся гильзу. Человек на ступеньках уронил портфель, ноги его подкосились, и, чтобы не упасть, он навалился грудью на перила, вцепившись в них обеими руками. Пистолет в его руке снова начал подниматься; «стечкин» зло дернулся три раза подряд, одну за другой выплевывая гильзы, генерал выронил оружие и медленно, неуклюже, вот именно по-стариковски, скатился вниз по лестнице.
Изображение запрыгало, заметалось из стороны в сторону; Чайник увидел, как рука в перчатке одну за другой поднимает с пола и выносит за пределы кадра стреляные гильзы. На экране, сменяя друг друга, мелькали выкрашенная масляной краской стена, перила и ступени лестницы, носки высоких армейских ботинок, убираемый за пазуху пистолет… Потом картинка стала статичной: выстланный уложенной в шахматном порядке светлой и темной метлахской плиткой пол лестничной площадки, а на нем — плавающее в луже собственной крови тело с черной дырой входного отверстия над переносицей.