– Видите ли, Гвиан, – ухмыльнувшись, произнес мастер Каруки, – с печатью единения этого оболтуса я знаком. Меня интересует именно ваша.
Навострила уши: ага, значит, рисунок у Нирана все же имеется. Тут до меня дошло его название – печать единения. И почему оно мне совершенно не нравится? Наверное, потому что от него так и веет неприятностями.
– Печать единения? Что это? Впервые слышу.
– То самое, что красуется сейчас на вашем, – он прищурился, словно исследовал мое тело, – боку.
– Как проницательно. – За язвительностью я всеми силами скрывала страх. Ощущение потери контроля над ситуацией грозило перейти в панику. Уже и выпитое «лекарство» не помогало.
Мне на плечо опустилась ладонь лиена Тривальди. Я дернулась и попыталась отстраниться, он не позволил.
– Обещаю, ничего плохого не произойдет. Мы справимся. Вернем все как было и забудем, словно страшный сон.
Упоминание о снах ядом разлилось по венам, окончательно испортив настроение. Меня обуяла злость. Забудем – как у него все просто! Почувствовала себя распоследней идиоткой, размякшей около напустившего на себя туману и важности мужика. Все они сволочи, заботящиеся лишь о своих интересах.
– Нет никаких «мы», – резче, чем хотелось бы, ответила я. – Что ж, если демонстрация оголенных частей тела избавит меня от вашего присутствия и порядком утомившей беседы, я готова.
Потянулась к пуговицам под насмешливым взглядом мастера Каруки. Похоже, происходящее его забавляло. Мерзкий тип. И воспитанник у него под стать.
– Само собой. – Голос Нирана заледенел. – Я всего лишь напомнил, что в помощи мастера мы заинтересованы оба.
– Не утруждайся, он и сам умеет доходчиво объяснять. Я понятливая.
Проклятые пуговицы, ну почему их так много! Лиен Тривальди некоторое время пристально следил за моими действиями, затем молча подхватил на руки и утащил в другой конец кабинета. Все мои протесты и возражения против подобного самоуправства были проигнорированы.
– Успокойся! – слегка встряхнув, он поставил меня на пол. – Ты же не хочешь устроить представление из разряда тех, что мы недавно видели?
На моих округляющихся от изумления глазах он принялся расстегивать уже свои пуговицы. Фыркнула, сообразив, что задумал блондин. Заботничек. И тем не менее мне удалось взять себя в руки. Быстро накинув на плечи его рубашку, я почувствовала себя увереннее: теперь Каруки Таката ничего лишнего не увидит. Когда мы вернулись к мастеру, в его глазах отчетливо плескалось веселье. Ну-ну, конечно, унижение – это же так забавно, где уж удержаться.
Он поднялся из кресла и произнес, ни к кому, в общем-то, не обращаясь: