Дело мы с Райдом с горем пополам выполнили, хотя из-за чьей-то любвеобильной натуры просидели в шкафу на час больше и выбирались уже на рассвете, унося с собой не только фамильные ценности семейства Орлаш, но и заколки ее высочества. Как оказалось.
Вторая встреча с господином в дорогом камзоле и с медальоном произошла буквально через пару дней. И общество для нашей встречи было весьма неподходящим. Для него. В те далекие, четыре года тому, времена всякое «отребье», как звали нас придворные, обитало в Лиловых кварталах. И если на двух центральных улицах появление даже высшей знати было привычным явлением, ибо там стояли популярнейшие дома столицы, собиравшие под своей кровлей едва ли не весь верховный совет, то на задворках Лилового, в переулке Дубильщиков, аристократы предпочитали не бывать. Здесь их могли разве что раздеть, а приголубить… Хотя и приголубить могли. Тяжелым и по голове. А дальше – как повезет: вынырнешь из объятий мрака поутру – дойдешь до стражи, не вынырнешь – и позора меньше. Через весь город в подштанниках идти не придется.
Именно в таком месте, в самом его сердце, в трактире «Зубоскалы», обедали мы с Райдом и еще с дюжиной таких же удачливых молодых людей. Стража сюда соваться не любила, ибо паслась здесь сама тайная канцелярия. Для ее служащих даже стол особый имелся. Каждый день свой, но старожилы его знали и на глаз могли определить, сидят серые или тошнятся в подворотне, наслушавшись баек, для них, собственно, и придуманных. Репертуар нам сам хозяин заведения составлял, на роли раскладывал, и получалось… Вот как накоплю на свой театр, так и оставлю эту почетную (на каждой площади афиши) работу.
Каким же было мое удивление, когда рядышком, у меня под боком, опустился знакомый незнакомец с бала. Парфюм он сменить не догадался, и теперь я с наслаждением вдыхала почти забытый за всеми бренными делами запах. И пыталась вспомнить, как же выглядит его обладатель. На балу мне было не до изучения его лица, а потому сейчас память пасовала, виновато предлагая все, кроме внешности сего странного господина.
А он сидел и молчал. И мы, все бесчестное собрание, сидело и молчало. Даже байки для безопасников травить перестали, недоумевая, что потребовалось этому лощеному господину в дорогом плаще в нашем милом заведении, из которого выходят босиком и не по своей воле.
– Что-нибудь съедобное, – озвучил он заказ.
Трактирщик отмер. Хотя странно, что могло быть съедобного в трактире? Закуски? Ничего другого просто не держали. Сюда ж пить и дело взять ходили, едальня напротив стояла, так зачем он заглянул?