— Замолчи! — Марго зажала ладонями уши. Чернильная капля по-осьминожьи расплылась на бумаге.
«Они сожгли его, Маргарита. А потом взяли его прах и…»
— Это только сказки!
«Ты видела сама, насколько они правдивы. К тому же, с Родиона еще не снято обвинение».
— Но оно будет!
Конечно, его высочество обещал. Он ведь тоже побывал в ее шкуре и, защищая отца-императора, поступил не как Спаситель, как сын…
… и понял, насколько это страшно — терять своих близких.
Он защитит и ее.
Марго сцепила зубы и, стараясь унять дрожь, опустила перо на бумагу.
Слова нашлись на удивление легко.
«Я Вас простила, — написала она. — И выполнила обещание. Ваш благородный поступок позволил мне увидеть в Вас не только будущего Спасителя империи, но и защитника тех, кто близок и дорог Вам. А потому я принимаю Ваше предложение и выражаю свое согласие, а также надежду на скорую встречу. Маргарита».
— Фрида! — позвала она, срывая голос. — Скажи, ты уверена, что больше никто меня не спрашивал?
— Совершенно, фрау, — испуганно пуча глаза, ответила служанка. — А кто-то должен был?
— Да, — криво усмехнулась Марго. — Мальчики из церковного хора… Впрочем, неважно! Отнеси к воротам Ротбурга, — она вручила Фриде конверт. — Вели передать его высочеству лично. А через кого? — она махнула рукой. — Да все равно! Я никогда не верила в судьбу, но только на нее теперь и полагаюсь. Как глупо, да? — И, не дожидаясь ответа, добавила: — В отчаянии мы совершаем нелепые поступки. Но поспеши!
Фриду как ветром сдуло. Какое-то время Марго сидела недвижно, прислушиваясь к поспешным шагам служанки. Дождалась, когда хлопнет дверь, вздохнула и снова окунула в чернила перо. Рука не дрогнула, бросая на бумагу решительные слова:
«Ваше преосвященство! Пишу Вам срочное донесение! Дело в том, что…»
Она не запнулась ни разу, скрепила бумагу печатью фон Штейгеров и стала поспешно собираться.
Собор Святого Петера, Петерсплатц.
Кафедральный собор святого Петера виден практически из любой части Авьена. Над сферой с Холь-птицей, венчающей шпиль южной башни, пылало августовское солнце. Молчал гигантский Пуммерин: его звон ежегодно разносился над Авьеном в канун Рождества, и раз в столетие глубокий и звучный голос колокола вещал о свершении великого ритуала рубедо. Марго хотелось надеяться, что никогда не услышит его.
Она успела к Sursum corda[10] и, пряча лицо под шляпкой, присела на крайний ряд.
– Dominus vobiscum! — зычный голос епископа дрожал и перекатывался под сводами, и прихожане вторили:
– Et cum spiritu tuo.
— Sursum corda!
— Habemus ad Dominum.