— Уж вашим генералам по силам справиться с таким пустяком, — пожал плечами Генрих. — Поручите любому из них.
— Я лучше поручу это вам.
— Воля вашего императорского величества закон, — слегка поклонился Генрих. — И, если это все, разрешите мне…
Он не договорил.
Смысл сказанного настиг его, как настигает приливная волна, в груди стало больно и горячо.
— Простите, ваше величество? — осторожно подбирая слова, заговорил Генрих. — Мне вдруг показалось, будто вы…
— Не показалось, — жестко перебил кайзер. — Я собираюсь поручить это вам.
Генрих упал обратно в кресло. Зародившийся под сердцем огонь вязко потек по венам, и, чтобы унять радостную дрожь, он с силой сжал подлокотники.
— Второго дня, — продолжил кайзер, — я разбирал бумаги, и обнаружил ранее присланные вами предложения. Я внимательно их изучил и, должен признать, они не дурны.
— Тогда вы отклонили их, — с усилием вытолкнул Генрих. — Почему теперь…
— Потому что я пересмотрел свое решение. Ваш смелый поступок во время торжеств позволил мне взглянуть на вас с новой стороны. И пусть я не в полной мере одобряю его и не могу разделить восторгов авьенцев — да, да! Не думайте, будто я не читаю газет! — вы показали себя человеком хотя и порывистым, но благородным.
— Ваше величество! — Генрих снова привстал. — Как Спаситель и ваш сын, я не мог поступить иначе!
— И я оценил это. Возможно, допустил ошибку, когда судил о вас слишком предвзято, — из-под кипы бумаг кайзер достал сложенную вчетверо карту, и Генрих сел. — Но ваша самоотверженность и знания впечатляют. Смотрите-ка! — разгладив ладонью бумагу, император удивленно качнул головой. — Вы оказались правы, в Далме и правда стоят восемнадцатая и сорок седьмая дивизии. Скажите, сударь, вы могли бы отправиться туда на следующей неделе?
— Отправиться? — эхом повторил Генрих. — Но мне запрещено покидать Авьен.
— Спасителю да, — ответил кайзер, поднимая глаза. — А генеральному инспектору сухопутных войск империи — нет.
На миг стало трудно дышать. Генриху хотелось расстегнуть воротник, чтобы глотнуть немного воздуха, унять пустившееся в оживленный галоп сердце. Он поднял ладонь, но встретился с взглядом отца: в глубине его глаз искрилась теплая радость.
И тяжесть отступила.
— Я даже не мечтал, — сказал он, выпрямляя спину и опуская руку на подлокотник. — Ваше доверие дорогого стоит! Я сделаю все, чтобы оправдать его, отец!
— Тогда подготовьте доклад. На завтрашнем заседании я собираюсь поднять вопрос перевооружения армии.
— Вы допускаете меня до заседания кабинета министров?
— И более того: настаиваю на вашей явке. Помнится, вы хотели предложить что-то по предупреждению дальнейших вспышек чахотки?