– Благослови…
Привычным жестом Генрих вздымал двуперстие искореженной голой руки, и сам стыдился ожогов. Но люди впивались в его уродство жадными взглядами, ловили его слова приоткрытыми сухими ртами, крестились, кланялись в пояс — и их оттесняли следующие.
От этой карусели лиц, мешанины запахов и раскатистых аккордов органа у Генриха кружилась голова. Рука поднималась все тяжелее, все глуше звучал собственный голос. Он думал, что если бы сейчас в толпе оказался террорист, то Генрих не смог бы ему ответить. Но собор оцепляли гвардейцы, внутри — Генрих знал это совершенно точно, — сидели люди герра Шульца. Возможно, кто-то из них так же подходил к Спасителю за благословением и целовал сухие сердца Эттингенов, блестевших теперь и от чужой слюны, сколько стоящие с епископом служки не обтирали шкатулки платками.
Человек перед Генрихом закашлялся, издавая глухие надсадные звуки. Генрих замер, держа руку навесу и вперив в просящего взгляд — не упадут ли с губ розовые капли крови? Но в полутьме не видно, лица скрыты тенями, колеблется свечное пламя, и не разобрать — кто теперь перед тобой. Лишь слышно, как в толпе закашлялись на разные лады.
Генрих похолодел.
— Ваше преосвященство! — негромко сказал он. Не получив ответа, обернулся: епископ надменно улыбался в толпу, без устали протягивая перстень для поцелуя. Генрих опустил руку и приблизился на шаг к алтарю.
— Ваше преосвященство! Я требую перерыва!
Новый просящий, оставшийся без благословения, горестно застонал. Дьюла повернулся, впечатав в Генриха злобный взгляд.
— Ваше высочество! — негромко и ровно проговорил он. — Прошу вас вернуться и дослужить до окончания мессы!
— Она закончится сейчас же!
По толпе пронесся вздох. Его тут же заглушил гулкий кашель.
Действовать надо было немедля.
Шагнув к алтарю, Генрих с силой захлопнул шкатулки.
— Месса окончена! — громко и четко, глядя Дьюле прямо в глаза, сказал он. И взмахом руки — легким пламенем, сорвавшимся с пальцев, — остановил хор.
Орган квакнул и умолк на незавершенной ноте.
В соборе установилась тишина, едва нарушаемая неодобрительным гулом и надсадным кашлем.
— Вы не посмеете! — ощерился Дьюла. — Это церковь…
— Глядя на вас, я понимаю, что церковь в опасности, — парировал Генрих, и голова епископа затряслась точно у старика.
— Кто дал вам право?!
— Он, — Генрих указал пальцем вверх и крикнул гвардейцам. — Вывести людей! Сопроводить по домам! Проследить, чтобы никто не выходил из дома до моего указания!
Толпа зашевелилась, загудела возмущенно, но времени не было объяснять. Vivum fluidum