Люди пришли в движение.
В то же время гвардейцы предприняли новый штурм.
Пригибаясь под градом летящих из-за баррикады камней и пуль, солдаты наступали, заходя со стороны и пытаясь подступить с тыла. Мятежники отстреливались, просунув ружья в щели между булыжниками и бочками. Черный дым повис над площадью траурной вуалью, и Марго зажала рот ладонью — платок она потеряла при бегстве.
— Дайте мне револьвер! — придушенно крикнула пробегавшему мимо горожанину.
Тот мазнул по Марго пустым взглядом и шага не сбавил.
Люди мелькали, прятались фонарными столбами, палила оттуда — по гвардейцам или мятежникам? В дыму не разобрать.
— Сдавайтесь! — срывая горло, кричали офицеры. — Огонь!
Пригибая голову, Марго засеменила вдоль стен. Пули чиркали по кирпичу над ее головой. Сыпалась на шляпу каменная крошка. Успеть бы до того угла! Там до фонарного столба. А от него до чумной колонны десять шагов.
Не оборачиваясь, зайцем рванула вперед.
Со стороны истошно заорали:
— Куда? Куда?! Ложись!
Марго не споткнулась — просто, повинуясь инстинкту, распласталась по мостовой.
Огненный град яростно обрушился с неба. Дым щипал ноздри и разъедал глаза. Пахло порохом и кровью. Кто-то хрипел, елозя шпорами по взмыленной земле.
Приоткрыв правый глаз — левый запорошило пылью, — Марго различила умирающего солдата: шинель чернела на глазах, пальцы дергались в агонии. Вот последняя судорога выгнула тело. Вот — вздрогнул и застыл. Голубые глаза — глаза Родиона, — в немом вопросе уставились на Марго — «за что?»
Она прикусила пальцы.
Этого ли хотел ее мальчик? О такой революции мечтал? Чахотка пожрала его раньше, чем восстание. И — в смятении подумала Марго, — так, верно, было лучше для всех них.
Оцепенение нахлынуло — и прошло, хотя и чудилось, будто длилось вечность.
Гвардейцы отступали.
Бунтовщики текли с баррикады черным потоком.
Поднявшись на четвереньки, Марго быстро, по-обезьяньи, бросилась к мертвому солдату — его пальцы влипли в рукоять, и Марго давилась молчаливыми слезами, с ненавистью отрывая один за другим. Вот — револьвер скользнул в ее ладонь. Руки стали липкими от крови. Стараясь дышать ртом, Марго отползла в ближайшую подворотню и там застыла, боясь пошевелиться и прижимая револьвер к груди.
Мятежники шагали мимо, неся над головами знамена с паучьими крестами.
Возобновилась яростная барабанная дробь.
Тоскливо взревели трубы.
Бой!
Смерть!
— Смерть Эттингенам! — вой поднимался и звенел над Петерплацем.
В стороне раздавалась беспорядочная пальба.
И там — в ядовитом дыму и вспышках от выстрелов, облаченный в пламя и кровь, и не боясь ни выстрелов, ни крови, во мраке распахнутых кафедральных врат, а, может, это только почудилось Марго, — появился епископ Дьюла.