Вот — снова раскат! И суета за дверями.
— Баронессы со славийским акцентом…
— Фон Штейгер, ваше высочество.
«Мой брат такой доверчивый… Вспомните его… дайте показания… какой же вы Спаситель!»
— Именно, — Генрих сел, опираясь на кушетку, и поморщился от короткой прострелившей плечо боли, но все-таки окончательно сорвал бинты и швырнул под ноги. — Она получила протекцию Дьюлы. Узнайте, что их связывает. И работает ли баронесса на тайную полицию.
— Да, ваше высочество. Может, перевязку?
— Пустяк! — отмахнулся Генрих, и Томаш поклонился, умудряясь одновременно поднять бинты и протянуть перчатки. — Запомните еще одно имя: Родион Зорев. Выясните, существует ли такой человек и действительно ли его арестовали вчера ночью после облавы на Шмерценгассе.
В памяти — угловатая фигура, беспокойные руки и ломкий юношеский голос: «Мы, студенты, встанем плечом к плечу рядом с вами! Только дайте знак!»
— Вот и проверим, — пробормотал Генрих, медленно натягивая перчатки. — Такой человек может быть или наивным дурачьем, или талантливым актером. Ставлю на второе: с начальника тайной полиции станется сперва подсаживать шпиков к моему столу, а после и подкладывать в мою постель…
Он не договорил: за окном снова раздался грохот, только теперь Генрих понял, что это никакой не гром.
— Который час, Томаш? — спохватился он. — Никак полдень?
— Четверть второго пополудни, ваше высочество.
— Как? — Генрих обратил встревоженный взгляд к окну: там голубело чистое августовское небо. — Отчего же палят пушки? И, кажется, меня ожидает портретист…
— Я взял на себя смелость отменить его. Ваша матушка…
— Что…?
Генрих замер, и сердце тоже замерло, а потом оглушительно и радостно стукнулось в грудную клетку, вторя последнему пушечному залпу.
— Ее величество прибыли в Авьен полчаса назад, — закончил Томаш, снимая со стула китель. — И уже спрашивали о вас.
Генрих рывком поднялся с кушетки.
— Так что же медлишь?
Пуговицы снова заскользили по лайковой коже перчаток, но на этот раз Генри нетерпеливо отвел руки камердинера, вскричав:
— Сам! Я сам! Открой пока окна, тут невыносимо дышать, и ужасно тянет гарью!
Радостное возбуждение покалывало изнутри, к щекам приливал жар.
— Отмени на сегодня все дела. Кучера вели отпустить, сегодня останусь дома. Мебель заменить и срочно! Нельзя, чтобы матушка увидела и растревожилась! Она отдыхает теперь?
— Направилась в императорские конюшни, ваше высочество.
Томаш раздвинул портьеры, и ворвавшийся ветер принес запах акаций: Генрих с наслаждением вдохнул его полной грудью и заулыбался.
— Узнаю ее величество. Должно быть, соскучилась по своей сноровистой липизанке