– Только издает указы так, как Дьюла говорит!
Кабинка заскрипела, заелозила брюхом по платформе. Очнувшись, Генрих сорвался с места, схватил баронессу за рукав, почти не ощущая, как накалились его перчатки, но услышав, как вскрикнула баронесса.
— Бежим! Живее! — задыхаясь, выдавил он.
Воздух взрезали трели полицейских свистков.
Генрих спрыгнул первым, придерживая дверь и в нетерпении ожидая, пока следом выберется баронесса. К нему подскочил щербатый мальчишка и, кривляясь, протянул грязную ладонь:
— Герр Начищенные Туфли, Толстый Кошелек! Дай сотню гульденов за здравие его высочества, не то отнять придется!
— А ну, попробуй! — звонко гаркнула баронесса и, отпихнув Генриха, зашептала в ухо: — Идемте, идемте! Мало вам шпиков? Так тут сейчас вся полиция будет!
— Эх, подхватывай! — продолжил горланить заводила. — В жилах старого Авьена революция кипит! Скоро грянут перемены!
— Даешь перемены! — подхватили его. — Земельную реформу!
— Налоги с толстосумов!
— Рабочий день сократить!
— Больницы не закрывать! Народ от чахотки мрет, как мухи!
— Да где же Спаситель, когда он так нужен?!
Пихнув одного локтем, другого корпусом, Генрих рванул по аллее. Баронесса, вцепившись в его локоть, трусила рядом.
— Туда! — указала она на узкий проулок. — Выбежим на Хоймаркт к концертхаусу, а там возьмем экипаж и…
Нырнули под арку, оставляя за спиной зелень Пратера, топот бегущих ног, крики и свистки полицейских. Сердце отчаянно колотилось, по артериям тек жидкий огонь — сорвешься и вспыхнешь, как головешка!
— Вы неплохо… знаете потайные ходы Авьена, — заметил Генрих, отдуваясь от быстрого шага.
— А вы… неплохо бегаете… для кронпринца, — парировала баронесса.
Голоса все тише, музыка и вовсе не слышна. Квадратный дворик встретил сыростью лестниц и тенистым сумраком.
— Арест — неважный подарок для будущей супруги, — Генрих остановился, подрагивая от напряжения, близкой опасности и — чего таить? — прижавшейся к нему баронессы. — Что им, чертям, надо? Матушка и без того приказала открыть бесплатные кухни для всех желающих бедняков.
— Вы слышали, — откликнулась баронесса, приваливаясь плечом к каменной кладке. Раскрасневшаяся, в съехавшей на бок шляпке она была возбуждающе притягательна. — Проклятая песенка! С нее-то все и началось! Какой идиот ее придумал?
— Вы правда хотите знать? — он повернул к баронессе взмокшее лицо. Та ответила вызывающим взглядом — колким, как ее стилет. Интересно, он по-прежнему скрывается в рукаве? Маленькое ядовитое жало…
— Правда.
— Я сочинил, — ответил Генрих.
Признание далось на удивление легко. Он замер, выжидая и с интересом считывая изменения мимики: вот на лицо баронессы набежало облачко, вот полыхнули и без того алеющие щеки, вот вспыхнули глаза — две шаровые молнии.