Теперь Верн резко остановился, и Грета чуть под ноги ему не грохнулась.
“Почему? Быть моей женой – хуже смерти? На казнь в тронный зал пришла и не противилась. А сейчас? Понимаю, что не любит. Но ведь это лучше, чем нищета на окраине. Неужели я ей настолько… противен?”
“Ты мне не ровня!” – прокатился по мыслям детский хохот.
– Даму сердца?! – развернулся к Грете разъяренный оборотень.
По глазам видел: поняла, что перегнула. Только поздно спохватилась, уже перекинул через плечо и потащил к жертвеннику. Старейшина, что обвенчать их должен был, ждал возле центрального дерева, но Грета видела, не туда Верн ее тащит. К трухлявому пню несет, который кровью дичи во славу Зверя окропляют.
– Ты что…
– Молчи!
Бросил на землю и, достав меч из ножен, приложил ее руку к гнилому дереву.
– Говорила, что получу твою руку, только отрубив ее? Вот сейчас пожелание и выполним.
Взглянула на него исподлобья. Тяжело, царапающе. Отбросил Грету от жертвенника и убрал оружие.
“Зачем угрожал? Ясно, что никогда не обидел бы. Стою теперь тут, как слизняк крикливый”.
– Ты моя, – строго сказал Верн. – Нет у тебя прав ни на жизнь, ни на тело. Что хочу, то и буду с тобой делать. Будешь язвить, язык вырву. Будешь упираться, в темнице сгною. Не герцогиня ты, Грета. Моя вещь. Хочу ― ломаю, хочу ― использую.
Осмелился посмотреть на нее, поразился, как в лице переменилась его строптивица.
“Неужели подействовало? Смотрит, словно не на меня. На кого-то другого”.
Прошли молча к старейшине. Поклонились деревьям священным, на колени встали. Со всем Грета соглашалась. Только сердце ее Верна тревожило. Неровно стучало, как у дичи раненой.
К середине обряда оборотень извелся. Смотрел на невесту потухшую и не знал, как вести себя с ней. Как узнать, что сейчас чувствует. Пальцы ее вцепились в ленты ритуальные, тело дрожало, словно в метели была. Бледная, беспокойная.
Верн снял с себя плащ и хотел набросить на Грету, но она отшатнулась. Уставилась на него одуревшими глазами, в которых он увидел лишь панику.
– Грета, – тихо позвал он.
Надеялся, что от имени очнется его ведьма, но так и смотрела, ожидая что-то ужасающее. Верн искал в глазах Греты привычное, но ничего там не было. Смятение и безысходность, страх перед грозным оборотнем.
“Пусть так, – подумал он с горечью. – Лучше липкий ужас, чем пренебрежение”.
Сам себе не верил, но старательно убеждал, что покорная Грета нравится. А обряд все тянулся и тянулся, будто не благословение, а отпевание покойника. Не выдержал Верн, прикрикнул на старейшину, чтобы завершал поскорей венчание. Грета сжалась вся от его голоса, впрочем, и старейшина засуетился, гнев короля почувствовав.