— Благодарю за обнадеживающий ответ, — едва усмехнулся Желтый Дракон.
Он перевел свой пронизывающий взгляд на Белого Бумажного Веера.
— Теперь по поводу девчонки. Вы виделись с филиппинцем?
— Да, экселенц, — поспешно ответил тот. — Филиппинец предлагает за нее двадцать тысяч долларов.
— Сингапурских?
— Американских, экселенц.
— Она ему понравилась? Что ж, девчонка будет неплохим украшением для его заведения. Сумма плевая, но больше мы из него вряд ли выудим. Пусть забирает.
— Слушаюсь, экселенц!
— Когда вы должны с ним встретиться?
— Послезавтра, экселенц.
— Завтра девчонка должна быть у меня… — Желтый Дракон взглянул на небольшой настольный календарь со своими пометками, — …после обеда. Вечером ее можно будет забрать.
Белый Бумажный Веер понимающе улыбнулся:
— Будет исполнено, экселенц. У вас прекрасный вкус. Эта…
Но Желтый Дракон уже не слушал его. Он снова повернулся к Красному Жезлу:
— В ближайшее время вам предстоит серьезное дело. Подробно вы будете информированы через Соломенную Сандалию. Поэтому «товар», отобранный у Лима, нужно передать Белому Бумажному Вееру. Когда и где — решите сами. И чем скорее, тем лучше.
— Да, экселенц.
Желтый Дракон откинул голову на спинку кресла и прикрыл глаза. Аудиенция была окончена. Белый Бумажный Веер и Красный Жезл поднялись со своих мест и застыли на несколько секунд в угодливом поклоне. Затем они бесшумно вышли из комнаты.
На пересечении Нассим, Орчард и Танглин-роуд, рядом с белоснежным особняком братьев Ау, шло представление китайской уличной оперы, которая называлась в Сингапуре по-малайски — вайянг. Вокруг деревянной, наспех сколоченной сцены толпились зрители. Уличные торговцы со своими тележками проворно шныряли в толпе, наперебой предлагая сахарный тростник, охлажденное кокосовое молоко, кока-колу, оранжад.
В темноте наступившего вечера ярко освещенная сцена казалась огромной прямоугольной дырой на огромном черном холсте. В верхней части сцены одно за другим были натянуты несколько узких с выцветшей зеленой бахромой красных полотнищ, исписанных черными и желтыми иероглифами. По бокам и в глубине висели большие панно из папье-маше с рисунками в красно-желто-зеленых тонах. Не очень искусная рука доморощенного художника набросала вперемешку фрагменты из жизни древних китайских императоров, изображения богов, драконов, иероглифы, витиеватые узоры.
На фоне этой аляповато-примитивной декорации несколько артистов разыгрывали сцену из какого-то средневекового китайского произведения. Лица артистов были так обильно покрыты белым, красным, синим гримом, что его характерный резкий запах витал над толпой. Каждый цвет по многовековой традиции уличной оперы означал определенную черту характера.