Выглядело это именно так, как должно было с учетом десятилетий, на протяжении которых вместительная антресоль заполнялась пришедшими в частичную негодность (руки дойдут — починим) или просто ставшими ненужными предметами домашнего обихода. Все это обрушилось вниз с рассыпчатым грохотом, в облаках едкой пыли. Ржавый конек, привинченный к облупленному коричневому ботинку, ощутимо треснул Дмитрия по темечку; фарфоровый Пушкин — в задумчивой позе, за столом, с пером в руке и со взором, устремленным в вечность, где обитают музы, — памятный с раннего детства, кувыркнувшись в воздухе, с достойной лучшего применения точностью приземлился прямо на этот конек. Раздался негромкий треск, и кучерявая голова с бакенбардами, подскакивая, укатилась под комод.
В этот момент Дмитрий чувствовал себя так, словно некий деревянный Гаргантюа, улучив момент, отрыгнул излишки чересчур обильной трапезы прямо ему в лицо. Это происшествие заняло достойное место в ряду глупых, досадных и даже катастрофических событий последней недели. Строго говоря, чего-нибудь в этом роде следовало ожидать; как-никак, антресоль являлась неотъемлемой частью старого родового гнезда, которое Дмитрий разорил и пустил по ветру, и имела полное право тем или иным способом выразить свое недовольство.
Крестовский боком сполз со стремянки, добрел, разгребая ногами хлам и отряхивая с одежды пыль, до кухни, взял со стола пачку сигарет и прикурил от сторожевого фитилька газовой колонки. Виски у него ломило с похмелья, к горлу то и дело подкатывала тошнота, и, говоря откровенно, курить ему сейчас не следовало бы.
Отметив про себя это обстоятельство, Дмитрий присел на стул с высокой гнутой спинкой и мягким сиденьем и стал курить, с тоской разглядывая груду старых вещей в коридоре. Лучше всего было бы просто перетаскать весь этот мусор на помойку, где ему самое место, но заниматься этим было лень. Кроме того, каждый отдельный предмет, будучи извлеченным из беспорядочной кучи, которую иначе, как мусором, просто не назовешь, при ближайшем рассмотрении оказывался не таким уж никчемным. Эти вещи навевали легкую, приятную грусть по ушедшим временам, возрождали давно похороненные в самых дальних уголках памяти воспоминания — имена, лица, события, разговоры…
«Кой черт, — подумал Дмитрий. — Пускай Гронский выбрасывает, если ему надо. Или кому он там эту квартиру продаст… Для новых хозяев это будет вот именно мусор, от которого следует поскорее избавиться. Вот пускай и избавляются на здоровье. Они будут полны энтузиазма по случаю приобретения отличного нового жилья, и расчистка антресоли станет для них чем-то вроде символического акта: долой память о прежних обитателях, даешь новый порядок! Ну и на здоровье. А я им не дядюшка Том, чтобы задаром спину гнуть».