Ах да, еще женские попки. Мышцы как мышцы, только вокруг анального прохода. Просто излишне развитые глутеус максимус, которые дают людям возможность ходить на двух ногах и садиться. Лично мне сидеть на них кажется уродливым. Когда птицы не летают, они обычно стоят. Они садятся лишь для того, чтобы откладывать яйца. И это красиво.
И наконец, сиськи. Что за дурацкие штуки для кормления детей? Женщинам приходится носить их на себе всю жизнь, они трясутся, мешаются, все это прямо у них под носом, и при этом пользуются они ими от силы в течение двух или трех лет. Сисек я насмотрелся вдоволь, а Эл еще пробовал показать мне разницу между хорошими сиськами и плохими. В основном различие состоит в объеме и заостренности. Если пролистать журнал «Нешнл Джио-грэфик», то можно заметить, что они не сильно отличаются от того, что имеется у козы или коровы, разве что находятся в более неудобном месте.
Всю дорогу от заведения, где дают напрокат смокинги, Эл пристает ко мне со своими глупостями. Говорит, он уверен, что я смогу «уложить» эту девчонку. Он имеет в виду, что думает, будто она позволит мне себя трахнуть. Он знает двух парней, которым случалось ее «иметь». Предполагается, что это здорово. Видел я эту Дорис Робинсон. Обычная девчонка с обыкновенными ногами, обыкновенной попкой и чуть более крупными, чем они обыкновенно бывают, сиськами. У Дорис всегда такой вид, что становится ясно: она никогда и никуда не полетит ни при каких обстоятельствах. А вообще она чем-то похожа на мою золотисто-коричневую, то есть «коричную», канарейку – такая же рыжеватая, невысокая, с веснушками. Знаю, матери понравится, когда она увидит, что я иду на бал с девушкой, которая выглядит как Дорис. Элу тоже хочется посмотреть, как я пойду на бал с Дорис. Элу хочется, чтобы она меня трахнула. А вот чего хочется матери, я не знаю.
Облаченный в смокинг, я похож на одну из черных канареек мистера Линкольна. Я чувствую себя полным идиотом, когда еду на автобусе туда, где живет Дорис. Слава богу, мне еще не приходится держать в руках какую-нибудь чертову орхидею. Итак, весь вечер мне придется танцевать, едва ли не уткнувшись в нее носом. Лично мне запах орхидей напоминает о смерти. Они пахнут, как старые гробы, сыростью, плесенью и грибами, а сверху, на присыпку, еще мягкий парфюмерный аромат. Вместе получается запах набальзамированного трупа.
Я ожидаю, что подобная орхидея будет весь вечер маячить у меня под носом, но на поверку выходит иначе. Когда я нахожу дом, где живет Дорис, это оказывается большой особняк в фешенебельном районе Жирард-Хилл. Я прохожу в ворота, иду по подъездной дорожке и стучу в дверь. Открывает ее мать. Я представляюсь, и только тогда она меня впускает. Интересно, кого еще она ожидала увидеть шагающим по дорожке в таком пингвиньем костюме, черт бы ее побрал. Миссис Робинсон при полном параде и так наштукатурена, что в какой-то миг мне приходит в голову, будто это ее мне предстоит тащить на этот дурацкий бал.