— Все никак забыть ее не можешь? — вдруг произнес старший лейтенант, сверкнув серыми глазами. — Об уважении надо было раньше думать. Когда ты приставал к ней.
— Я?! — руфер, казалось, искренне удивился. — Я приставал к вашей сестре? Этого не может быть!
— Не ври, нет смысла. Ты познакомился с ней, когда ей было всего тринадцать!
— Я? О чем вы говорите, това…
— Она мне все рассказала, не увиливай!
Взгляд Габриэля судорожно забегал по лицу и напрягшейся шее полицейского. Парень явно силился вспомнить что-то. Наконец, Горностаю надоело это ожидание, и он с силой ударил по полу рукой, удерживавшей запястье беглеца.
— Не делай вид, что не помнишь. Она бредит тобой с тех пор! Лучше перестань морочить ей голову!
— Я… я не… — руфер против воли начал заикаться. — Я не… я не делал ничего! С чего вы взяли? Эту девушку я увидел впервые в своей жизни. Ну в смысле, первый раз в сети, когда она написала мне про вас. А потом, то есть, сейчас, теперь, у вас дома…
— Еще скажи, — глухой голос Роберта рухнул прямо на лицо пораженного Габи, — что и меня ты не помнишь!
11 лет назад
— Поешь сперва, потом пойдешь! Габриэль! — не слишком строго пожурила мать сына.
— Совсем распоясался! Чем дальше, тем более неуправляемый!
Грассо старший стукнул кулаком по кухонному столу. Воскресный завтрак грозил завершиться раньше положенного. Габи наспех засунул по оладушку за каждую щеку и запил их половиной кружки чая.
— Чего вы накинулись на парня? — вмешалась Ольга Алексеевна, положив несколько блинчиков на бумажную салфетку и завернув их в несколько раз. Упаковав еду, она пододвинула ее любимому внуку. Тот сцапал угощение и засунул его в карман широких байковых штанин, которым в том числе не удавалось скрыть его чрезмерную худобу. — Ему четырнадцатый год пошел. Уже взрослый совсем. Что ему с нами сидеть? Пусть лучше с друзьями гуляет.
— Шпасибо, бабушка, — выговорил Габи с трудом, пытаясь изобразить из себя хомяка, припрятавшего съестное на потом и за щеками, и в карманах. — Шпасиба, мам! Я пойду?
— Не забудь, что вечером мы идем на день рожденья к твоему брату. Женька тебя позвал, специально перезванивал, чтобы уточнить, что ты придешь.
— Я прыду, — пытаясь и прожевать, сказать и засунуть одновременно в рот еще один оладушек, пробубнил Габриэль.
Мальчишка наклонился, чтобы поцеловать масляными губами бабушку в щеку, затем маму, отцу махнул рукой и был таков.
— Попробуй только опоздать! — погрозил отец кулаком ему вслед.
— Не опождаю! — донеслось из коридора, а затем раздался стук двери.
Габи поспешил по ступеням вниз. С последнего конфликта с отцом прошло несколько лет. Это было серьезно для них двоих. И хоть отец не перестал его ругать за дело и просто для профилактики, с тех самых пор к косе больше не приставал. Габриэль этого не понимал, но был рад тому, что обстоятельства сложились именно таким образом. Косу он бы все равно не дал себе отрезать. Он бы лучше сбежал из дома, но не позволил бы. После того дня, когда они последний раз очень сильно повздорили, когда Габи через сутки вернулся домой, отец больше не поднимал тему косы. Мужчина вернулся чуть позже, чем приехали его жена с матерью, вернулся с таким лицом, словно не только не спал всю ночь, но и будто бы пережил что-то очень серьезное. Мама даже решила, что умер кто-то из друзей Грассо. Когда он услышал голос Габриэля, схватился за сердце и матери пришлось вызвать неотложку. Маленький Габи жутко перепугался, что это из-за того, что он поднял руку на собственного отца. Как только Грассо вернулся из больницы, сын попросил у него прощения и поклялся себе больше никогда, ни при каких обстоятельствах с ним не драться. Если что, он лучше просто убежит, но с отцом драться не будет.