Караваны долго не задерживались. Миры были жадными. Слишком много времени в Сломанном мире, и ты потеряешь свою магию. Слишком много времени в Зачарованном мире, и магия заразит тебя, а Сломанный не позволит тебе вернуться. У Эджеров был некоторый иммунитет — они могли продержаться в любом мире дольше, чем другие люди, но даже они, в конце концов, сдавались. Питер Падрейк, один из самых известных людей из Зачарованного мира, перешедших в Сломанный мир, потерял свою магию много лет назад. Он даже не мог больше попасть в Грань.
Что могло заставить человека из Зачарованного мира рисковать болью и потерей своей магии, путешествовать в Грань? Он не пришел ни с каким караваном — они должны были появиться только через пару недель. Должно быть, это была какая-то чрезвычайная ситуация. Возможно, он был здесь ради нее.
Эта мысль заставила ее остановиться. Нет, решила она. Последние три года ее никто не трогал. Скорее всего, он вообще был не из Зачарованного мира. Грань была узкой, но очень длинной, такой же длинной, как и сами миры. На востоке она вдавалась в океан, а на западе простиралась на тысячи миль. Правда, лес обычно не пускал сюда посетителей, но время от времени они все же попадались путникам. Они говорили, что на западе Грань расширялась. Ходили слухи, что прямо там лежит кусок большого Западного города. Возможно, он пришел оттуда. Да, наверное, так оно и есть.
Да и вообще, какая разница, откуда он взялся?
Роза вздохнула и взяла большой стакан с мыльной жидкостью, снабженный четырьмя волшебными палочками для создания пузырей. Джорджи любил пузыри. Он мог держать их неподвижно в воздухе почти двадцать секунд. Она уже потратила деньги на ботинки. Назвался груздем — полезай в кузов. В конце концов, Джорджи не сделал ничего плохого, а Джек вроде как получил награду за то, что порвал свои новые ботинки. С таким же успехом можно было бы купить и пузыри. Для Джорджи это была хорошая практика. Это поможет ему научиться вспыхивать…
До нее вдруг дошло, что Джек получил новые ботинки, а Джорджи получит только какие-то паршивые пузыри. Это было нечестно. Неважно, как она поступит, она ничего не выиграет. Ну, и как же было правильно поступить? Купить пузыри или не покупать ничего, кроме обуви? Ей хотелось бы иметь какое-нибудь руководство или что-нибудь в этом роде, какую-нибудь инструкцию, в которой было бы четко прописано, что должен делать ответственный родитель в подобной ситуации. Ее воображение рисовало Джорджи двадцатью годами позже, сидящего в кандалах перед каким-нибудь психиатром из Сломанного, и говорящим: «Ну, видите ли, все началось с пузырей…»