Войдя в квартиру убитого, Сосновский покосился на стену в прихожей и на паркет с отчетливыми следами крови. В квартире все было перевернуто вверх дном. Он осмотрелся и прошел в кухню. Открыв духовку, извлек оттуда противень, тщательно исследовал его поверхность и, усмехнувшись, изрек:
— Гений… Да… Вот ведь шутник!
Покидая квартиру, Сосновский не удержался и вновь покосился на место, где, должно быть, лежало тело профессора. Ему почудилось, будто на стене имеется еле различимая надпись. Наклонившись, Сергей Самуилович прочел: «бобо».
«Больно ему, видимо, было, бедняге», — спешно покидая квартиру покойного, рассеянно подумал Сосновский.
Вечером того же дня Александр Валентинович Тихонов припарковал свой любимый «патрол» в одном из переулков Остоженки.
То, что Плукшин просил передать ему на словах — «Молочный, 4», означало всего лишь московский адрес. Озадаченный, Тихонов остановился перед пятиэтажным жилым домом, охраняющимся не менее серьезно, чем средней руки военный объект. Судя по внешним признакам, здание еще не было заселено, хотя строительство определенно находилось в завершающей стадии.
Итак, он нашел дом, о котором говорил профессор. Но что означает «место 2»? Парковочное место возле дома? Или на подземной стоянке? Если Плукшин говорил про плиту, второе подходит больше.
Александр Валентинович на всякий случай прошелся вдоль фасада, затем свернул за угол и оказался во Втором Зачатьевском переулке. Никаких парковочных мест снаружи он не заметил.
Отовсюду слышался веселый колокольный звон — благодатный фон патриархальной жизни столичного центра. Колокола порой даже заглушали автомобильные гудки и шум улиц, на некоторое время напоминая гражданам о необходимости подняться над суетой и пойти в храм.
Из ворот Зачатьевского монастыря чинно выходили женщины в платочках. На лицах многих застыло выражение смирения и блаженной грусти. Колоритный дворник тюркской наружности в оранжевом одеянии мел тротуар. Водители двух автомашин, пытающихся разъехаться в переулке, заставленном транспортом столь же хаотично, как детская комната игрушками, громко и изобретательно покрывали друг друга матерными выражениями.
«Москва», — вздохнул Александр Валентинович.
Обстановка для «операции» была подходящей. Охрана дома постоянно отвлекалась на проходящих мимо людей и городскую какофонию. Тихонов изучил многочисленную и довольно разношерстную группу рабочих, в основном приезжих с юга бывшего СССР, суетящихся у ворот подземного гаража.
Он окинул взглядом свои «боевые», видавшие виды джинсы, одернул черную майку и решительно направился к строителям, в отдалении грузившим на тележку аккуратные мешки с цементом. Ему не составило труда затесаться в толпу. Вместе со всеми он бросил в тележку несколько мешков, после чего одежда его приобрела необходимый для выполнения задачи вид, который и послужил ему пропуском в гараж.