— Антон Ушаков? Знакомая фамилия…
— Так ведь адмирал Ушаков…
— А, ну да, ну да. Просто фамилия на слуху. И что он?
— Не знаю. Начальник охраны больше в курсе.
Опять наступило молчание. Привольский снова вздохнул, но теперь уже как-то совсем глубоко, тоскливо.
— Сергей Самуилович, — начал он тихо и тут же, повысив голос и уже глядя в глаза директору с решимостью и отчаянием идущего на таран летчика-истребителя, продолжил: — Это моя вина. Я несу ответственность за приглашение Вилорика Рудольфовича в институт для расшифровки текстов. Считаю, после случившегося я больше не имею морального права работать в своей должности…
— Гриша, ты дурак? Только не хватало нам здесь театра оперетты, — Сосновский не любил патетики и непрактичных разговоров. — Давай лучше таблички искать. Этим и займись.
— Не могу я больше. Вот, я бумагу написал… — он достал из непрозрачной папки листок и протянул его Сосновскому.
Тот молча взял бумагу, пристально и недобро глянул на Привольского, прочел, положил на стол. Пожал плечами и отчеканил:
— Нет проблем, я подпишу сегодня твое заявление. У тебя все?
Григорий Аркадьевич меньше всего ожидал услышать такое, и потому лишь кивнул растерянно.
— Ну, тогда пока, — завершил разговор Сосновский.
Стоило Привольскому покинуть кабинет, где они провели вместе столько часов, дней и месяцев, дружно решая сложнейшие и нетривиальные задачи, директор снял трубку телефона:
— Наружку за Привольским…
Услышав на том конце провода возражения и уточняющие вопросы, Сосновский добавил раздраженно:
— Слушай, хватит! Пускай твои люди станут его тенью. Это все, что от тебя требуется. А мне не до того сейчас, чтобы все тебе объяснять.
Когда наступил вечер, Сергей Самуилович снял очки и, держа их в руке, вышел из кабинета. Он прошел по длинному коридору, увешанному репродукциями картин русских художников, открыл дверь в кабинет Привольского, включил свет и подошел к письменному столу. Осмотрев стол, Сосновский неловко повернулся и случайно задел массивный фолиант. Тот с грохотом шлепнулся на пол. Он поднял книгу. Это была «История искусств» Гнедича издания 1897 года.
Сергей Самуилович увидел на полу небольшой прямоугольный конверт, по всей вероятности, выпавший из книги. Он поднял его, развернул. Внутри оказалось письмо от Плукшина, по рассеянности забытое Григорием Аркадьевичем. Тут же лежал какой-то ключ.
Прочитав письмо, Сосновский вновь надел очки, метнулся к столу, схватил телефонную трубку и строго приказал невидимому помощнику:
— Машину мне. Поедем на квартиру Плукшина… Немедленно!