– Вы бы ему еще и сопельки сами утерли, – не сдержалась Оля и отвернулась к окну.
– Вытрись, – повторила Раиса Ивановна, не обращая внимания на Олины колкости, – и прекрати плакать. Возьми себя в руки. Ты же мужчина. Вот и веди себя по-мужски.
– Да-а-а, по-мужски, – Огородников отодвинул ее руку с платком и продолжил вытирать лицо рукавом, – вам легко говорить, у вас ничего из живота не течет. А у меня, а-а… – Тут он снова попытался пустить очередную слезу, но Мещерякова, как можно тактичней, его оборвала, промокнув своим носовым платком выступившие капли.
– Дмитрий, все, прекращай. Каловый свищ – это еще не самое страшное, что может возникнуть при твоем заболевании. И к тому же он скоро закроется, и ты совсем забудешь о нем.
– А что может быть хуже этого свища?
– Тебе лучше не знать. Для чего забивать голову? Давай лечить то, что имеем. Полагаю, что тебя они не коснутся. А свищ закроем.
– Вы уверены, что он сам закроется? Не надо больше операцию делать?
– Нет, операцию делать не надо, – твердым голосом произнесла Раиса Ивановна и строго посмотрела на вздрогнувшую медсестру.
– Нет, это не я, – испугано затараторила Оля, – я ему ничего такого не говорила. Это, наверное, Вадим Анатольевич ему насчет операции заикнулся.
– И когда только успел? – хмыкнула Мещерякова. – Наш пострел – везде успел.
После этого разговора Дима больше не плакал, по крайней мере, Раиса Ивановна его с мокрым лицом не лицезрела. Но с ним стали твориться странные вещи. Он еще больше замкнулся в себе, хотя и до этого особенно разговорчивым не был. А теперь и вовсе целыми днями лежал на кровати и с отрешенным видом смотрел в потолок, а когда к нему обращались, отвечал односложно: «да», «нет». И стоило больших трудов его разговорить.
– Дима, ты бы хоть книжку какую почитал, – предлагала ему Раиса Иванова, или телевизор посмотрел.
– Книжки я не люблю читать, а чтоб телевизор смотреть, надо в холл идти, а там людей полно. Еще учуют, что на мне калоприемник.
– Глупости, я тебе достала калоприемники самой последней модели. Никакой запах от них не исходит. Можно даже в самую густую толпу затесаться, никто ничего не заподозрит.
– Все равно не хочу.
– А с книгами что? Читать не умеешь?
– Умею, я, между прочим, девять классов и лицей закончил.
– Лицей? – Раиса Ивановна с нескрываемым удивлением посмотрела на парня.
– Это теперь так ПТУ называют, – пояснил сосед по палате, мужчина лет сорока пяти, лежащий на соседней кровати. – Раньше их пэтэушниками называли, а сейчас лицеистами, как Пушкина прямо.
– А-а-а, ПТУ, – протянула Раиса Ивановна, – все никак не привыкну к современным наименованиям: медучилище теперь – колледж, институт – университет. А ПТУ, стало быть, лицей.