– Получается, что так.
– А если он не захочет к тебе идти?
– А тогда и посмотрим, что делать. Ладно, Зина, я смотрю, ты не в духе сегодня, давай позже договорим?
– Будешь тут в духе, если твоя лучшая подруга, одинокая, причем женщина, собирается привести в дом мужика. Причем, не просто мужика, а молодого парня. Не скажу что симпатичного, но все же мужчину.
– Фу, Зина, что за гадости ты мне говоришь? Какой мужик? Что ты несешь?! Он мне во внуки годится. Я чисто по-человечески помогу: для начала сдам комнату. Как окрепнет, помогу устроиться на работу. Вот и все, не нужно ничего домысливать.
– Ну-ну, – прищурилась Зинаида Григорьевна, – поглядим, во что твоя материнская забота выльется.
Больной Огородников медленно, но уверенно шел на поправку. Свищ на животе быстро уменьшался в размерах. То ли благодаря каким-то чудесным мазям иностранного производства, неизвестно где добытых доктором Мещеряковой, то ли домашнему питанию, ей же и организованному, то ли и тому и другому вместе взятым, но Дима оживился и выглядел уже не таким квелым, как был еще пару недель назад.
В какой-то момент многим стало казаться, что свищ на животе полностью закрылся: когда целых два дня подряд не поступало из него отделяемое.
– Раиса Ивановна, – радостно сообщил Дима своему лечащему врачу на очередной перевязке, – уже два дня ничего не бежит. Может, не нужно больше калоприемник приклеивать?
– Рановато еще, не торопись, – скупо отделалась короткими фразами Мещерякова.
Дима не послушал ее и после перевязки самовольно, втайне от нее, содрал приклеенный к передней брюшной стенке мешок и ночью проснулся весь перепачканный нехорошей массой.
– Вот гаденыш, – вопила утром на все отделение сестра-хозяйка, меняя грязное, вонькое белье, – все постельное белье, как есть, уханькал. Как теперь все это стирать?!
Если бы не появление Раисы Ивановны в тот момент на отделении, то наверняка больной Огородников получил бы по мордасам извозюканной им простынею.
– Клава, прекрати так кричать, ты чего здесь с утра разбушевалась? – строго вопрошала у сестры-хозяйки доктор Мещерякова. – У нас не базар, кажется, а хирургическое отделение. У нас больные люди лежат.
– Да, больные, – сбавляя обороты, огрызнулась мордатая с нездоровым от частых возлияний румянцем на мясистых щеках Клава, – больные лечатся. А этот придурок, ваш «сынок», содрал вчера с себя калоприемник и утром проснулся весь в г…не!
– Это правда? – удивленно посмотрела на понурого Диму Раиса Ивановна, пропуская мимо ушей слово «сынок». – Ты отодрал калоприемник?
– Не ругайтесь, Раиса Ивановна, – сдерживая накатившие на него слезы, всхлипнул Огородников, – я думал… я думал…