Я просыпаюсь, когда двери лифта раскрываются, выпуская в коридор того, кто никогда не будет моим. Его шаги ничем не отличаются от сотен других шагов, которые раздаются за дверью. Но я безошибочно узнаю, когда двери лифта раскрываются для него.
Он идет легко и плавно, он не торопится, но и не медлит. Его не пугает то, что лежит впереди, и он делает свои шаги без страха и без сожаления. Может, поэтому он никогда не будет моим: я слишком боюсь его потерять.
Подождите, а как же подозрительный тип? Хороша я буду, если он до сих пор сидит здесь, охраняя мой сон. Если бы только я могла открыть глаза — хотя бы ненадолго, хотя бы на несколько секунд! Но я не могу, и все, что мне остается — это замирать и прислушиваться. Тот, кто никогда не будет моим, открывает дверь и делает еще несколько шагов, подходя ко мне очень близко.
Он молча стоит рядом, и я знаю, что он смотрит на меня. Значит, в комнате никого нет. Я почти вижу, как его глаза тихонько смеются под пушистыми ресницами. Они всегда смеются, когда он на меня смотрит. Может быть, дверной проем слишком низкий, и ему пришлось наклонить голову, когда он заходил в палату. И теперь он так и стоит, слегка наклонив голову вперед. Наверное, он держит руки в карманах широких джинсов, а может быть, скрестил их на груди и еле заметно шевелит губами, бормоча что-то про себя и собираясь с мыслями. Сейчас он наклонится и поцелует меня в губы. А после этого… После этого он, может быть, даст мне немного воды. И тогда бесконечный пожар у меня во рту наконец прекратится, я открою глаза, сяду в кровати и обниму его за шею. Все закончится, как кошмарный сон, мы вместе поедем ко мне и найдем мою коробочку из-под печенья, разрисованную заснеженными домиками и…
И тут он хрипло произносит:
— Не знал, как тебе сказать, но раз у тебя цветы, то все гораздо проще. Есть кто-то еще, да?
И мне становится ясно, что, глядя на меня, его глаза совсем не улыбались. Они метали громы и молнии, но я этого просто не заметила. Поцелуев не будет, и чуда в этот раз не произойдет.
— Конечно, у тебя кто-то есть. Глупо было бы думать, что ты полтора года была одна, правда? Может, я тут вообще ни при чем, а?
Вдох и выдох. Это очень просто. Главное — продолжать дышать. Через шесть вдохов он говорит:
— В общем, я тебя вот о чем хотел попросить: ты уж определись, ладно? Я так понимаю, ты хотела покончить с собой, но теперь ты чего хочешь? Ты собираешься жить или не собираешься? Реши и давай уже что-нибудь сделай. Туда или обратно. — Тут он довольно неловко хихикает. — А то эта история висит на мне, как камень на шее. Я и виноватым себя чувствую, и тебе помочь ничем не могу. А ты же знаешь, как я не люблю чувствовать себя виноватым!