«Скажите вашей подруге, что выцарапаете ей глаза, если она еще раз прижмется к вашему мужу. Скажите это со смехом и при этом внимательно посмотрите ей в глаза. И смело царапайте, если она не отстанет: ведь вы же предупреждали».
«Когда соседка опять придет к вам в гости вместе с ребенком, чтобы поиграть с вашим котиком, не открывайте ей дверь. Сделайте вид, что вас нет дома. А если на следующий день она скажет, что видела свет в ваших окнах, отвечайте, что вы заснули, потому что очень устали на работе. Улыбнитесь самой очаровательной из всех ваших улыбок, а вечером опять не открывайте».
«У вас нет ни секунды на саму себя? Исправить это очень просто. Никогда не делайте того, что вам делать не хочется. Не делайте одолжений, не совершайте поступков из жалости или — еще хуже — из самопожертвования. Делайте только то, что хочется лично вам, и у вас моментально станет гораздо больше времени. Правда, вам не на кого будет сваливать вину за ошибки, ведь никто не заставлял вас делать то, что вы делали, не забывайте об этом».
Мне так нравится учить других, что я начинаю напоминать себе свою собственную маму. Я могу найти выход из любой ситуации. Вот только если бы кто-нибудь рассказал мне, как быть с тем, кто никогда не будет моим… Я была бы счастлива, я была бы очень признательна.
«Скажите ему о том, что именно вас беспокоит…»
Интересно, как это сделать, если он исчезает при малейшем намеке на беспокойство? Как быть с тем огнем, в котором сгорели моя гордость и мои принципы, мои убеждения о том, что хорошо и что плохо? Как быть с тем огнем, который пожирает меня изнутри? И скажите на милость, как мне поступить с четырьмя рубашками того, кто никогда не будет моим? И самое главное — с моей железной коробочкой из-под печенья, разрисованной заснеженными домиками. Если бы только был кто-нибудь, кому можно было показать, что находится внутри моей коробочки, мне было бы намного, намного проще.
Мне тридцать один, и только сейчас я понимаю, что рядом с большой любовью даже самые умные слова не имеют ни малейшего смысла.
Я не знаю, можно ли назвать Сахару самой сухой пустыней этой планеты, но я точно знаю, что в моем рту влаги сейчас еще меньше. Если вам когда-нибудь случалось не пить шесть, вернее, семь дней подряд, вы поймете, о чем я говорю. Если же нет, то рассказывать бесполезно. По моему языку катятся миллионы маленьких острых песчинок. Они скатываются в горло, царапая все на своем пути. Мои губы потрескались, и даже хорошо, что я не могу ими пошевелить. Я боюсь и подумать о том, что случилось бы с ними при малейшем движении.