— Я не знаю, — совершенно искренне отвечает он.
После чего она открывает дверь и выходит. А он в сердцах лупит ногой в стену, и на дорогом светлом покрытии остается четкий след не очень чистой подошвы. В ванной он сует седеющую голову под ледяную воду, а потом идет в кухню, чтобы все-таки пожарить баклажаны — с сыром и специями, так, как ей нравится больше всего. А она выходит из подъезда, замахивается, чтобы швырнуть ключи в мусорный ящик, но в последний момент не разжимает пальцы. Как-нибудь она еще обязательно вернется за вещами. Она кладет ключи в карман, но без сожаления швыряет в мусор свой телефон и быстро шагает прочь. Она наконец-то с облегчением вздыхает, в первый раз за последние полгода, ей-богу. При этом тополиный пух забивается ей в ноздри и заставляет чихать.
Но если уж совсем начистоту, Тата просто не знает о баклажанах со специями. Если бы она о них знала, то наверняка задержалась бы. Хотя бы на несколько минут.
Антон наблюдает за тем, как пластмассовым ножом она разрезает пополам булочку, намазывает маслом, кладет сверху сыр и с аппетитом жует. Потом она ест салат и горячее. Потом намазывает горчицей кусочек черного хлеба и тоже отправляет в рот. Потом запивает маленькое пирожное соком. Хрустит соленым печеньицем. Внимательно оглядывает опустевший пластиковый подносик и с грустью отставляет его в сторону.
Раньше Антону не приходилось встречать женщин, которые с таким удовольствием поглощали бы самолетную еду, причем в буквальном смысле до крошки: потому что, отставив подносик, она облизывает палец и подбирает со столика мак, осыпавшийся с соленого печенья.
— Может, ты хочешь съесть мою булочку? — неуверенно предлагает Антон. Поскольку ничего подобного ему еще не встречалось, он сомневается: не покажется ли это невежливым — предложить маленькой хрупкой женщине часть своего самолетного обеда? Вдруг она на это обидится?
— Булочку? — Она моментально отвлекается от созерцания облаков в иллюминаторе, — конечно, хочу. А масло у тебя осталось?
И она снова разрезает булочку пополам и намазывает маслом, хрустит солеными печеньицами с сыром и запивает пирожное коньяком. При этом совершенно очевидно, что она не отказалась бы и от зеленого салата с горячим, но, к сожалению, это Антон уже успел съесть сам.
— Так что это был за персонаж? — спрашивает Антон, когда подносики убраны, а столики сложены. — Тот, с баклажанами?
— Гениальный художник, — улыбается она. — Серьезно, очень талантливый и даже, можно сказать, известный.
— И ему тоже нужна была муза?
— О да, — отвечает Тата и с удовольствием потягивается в кресле, — какая жалость, что в самолетах не разрешают курить!