— А зачем?
— Как зачем? Ведь это же приятно… Хороший табак, знаешь, — это удивительная вещь, способная…
— Да подожди ты со своим табаком, — не очень вежливо прерывает ее Антон, — зачем муза художнику, если он и без того талантлив и даже известен?
— Чтобы он ненароком не превратился в памятник самому себе. А от этого очень хорошо помогает разбитое сердце… Если бы только он больше любил и меньше требовал…
— И что, помогло?
— Еще как! У него четыре выставки было в прошлом году. Я была на всех четырех, и на последней он сказал мне «спасибо». Знаешь, когда твоя любовь уходит от тебя сквозь пальцы, это очень больно, но только поначалу. А потом ты понимаешь, что терять уже нечего, и становится так легко, что хочется летать. А летать — это очень приятно, даже мне…
— В смысле, в самолете?
— В смысле, ты когда-нибудь был влюблен?
Он молчит. В тех книжках, что он читал, и даже в тех, что сам переводил, не было написано, как отвечать на подобный вопрос женщине, которая за какой-то час опутала тебя коконом из тончайших волокон.
— Я не знаю, — наконец как будто бы с сомнением говорит он. Но это только от того, что ему почему-то стыдно признаться: нет, не был. Я никого не любил. Ни по-настоящему, ни понарошку. Я даже начал думать, что мне вообще не дано полюбить. Наверное, стоило бы так и сказать. И добавить: то, что я чувствую сейчас, рядом с тобой, больше всего похоже на то, что я слышал о любви. Помоги мне, потому что я не знаю, как быть. Ты сбиваешь меня с ног, ты лишаешь меня возможности мыслить логически. Ты как будто существо с другой планеты, ты говоришь слова, в которые невозможно поверить, и тем не менее я ни секунды не сомневаюсь в том, что все это — правда. Я прочитал множество книг о любви — у меня дома они стоят в отдельном шкафу за прозрачным стеклом. Но любая из них сейчас, с тобой кажется мне бесполезной. И самое главное — я чувствую, что ты, невесомое, воздушное перышко, которое нигде не задерживается надолго, ты могла бы быть счастлива со мной.
Но все эти прекрасные слова, которые легко мог бы произнести любой из его приятелей, не идут у него с языка. Может быть, потому, что для любого из его приятелей это были бы просто слова? Он не знает. И он молчит.
А она одаривает его взглядом, исполненным глубочайшего сожаления. Действительно, при чем тут самолеты?
Я не знаю, перышко. Не знаю, каким должен быть мужчина, чтобы тебе не хотелось играть с ним в игры. Да и бывают ли такие муж чины? Видела ли ты хоть одного, который показался тебе достаточно сильным? Невесомое, легкое перышко, не потому ли ты нигде не задерживаешься надолго, что ни один из твоих любовников не достоин даже тонкого пальца на твоей нежной руке? Антон глубоко вздыхает, пытаясь прекратить этот разговор с самим собой, а вслух произносит: