— Расскажи мне еще что-нибудь.
— Пожалуйста, дорогая, ты не могла бы сегодня следить за алкоголем? — Он завязывает галстук перед зеркалом. Лицо озабоченное.
— Следить, чтобы никто ничего не выпил?
— Нет, любимая, следи, чтобы ты не выпила лишнего. — Узел галстука получился кривым, и приходится начинать всю процедуру заново. Лицо уже довольно раздраженное и начинает краснеть.
— Лишнего? Так не заказывай лишнего, и я его не выпью.
— Послушай, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Встреча действительно важная, и ни в коем случае нельзя напиваться. Не ставь меня в дурацкое положение.
— Ах, вот в чем дело! — обрадованно восклицает она, как будто до сих пор не догадывалась, что именно его беспокоит. — Ну так я могу просто не пойти…
Плавно изогнувшись, она стягивает через голову длинное черное платье на тонких бретельках. Она замирает среди комнаты в кружевном белье и чулках, и он бросает на нее такой выразительный взгляд, что сначала даже кажется, он перестанет завязывать галстук. Но, оглядев ее с ног до головы, он все-таки продолжает бороться с узлом.
— Ты не можешь не пойти, все будут с женами.
— Ну так я-то тебе, слава богу, не жена, — она улыбается и заваливается на кровать, закинув одну ногу в тонком чулке на другую. При этом ее длинные светлые волосы, над укладкой которых полтора часа бился парикмахер, разлетаются по плечам в совершеннейшем беспорядке. И глупо было бы отрицать, что так Тата выглядит гораздо лучше.
— Прекрати, пожалуйста. Одевайся.
— Не хочу. Я, может быть, наоборот, хочу раздеваться…
— Тебе обязательно выводить меня из себя перед важной встречей?!
— Ты сам выходишь из себя, исключительно по собственной инициативе.
Галстук опять завязан криво, и в сердцах он швыряет его на пол. Она лежит на кровати, покачивая тонкой ногой, и смеется. Их глаза встречаются. Ее — ярко-синие, прозрачные, насмешливые; его — темно-карие, почти черные, раздраженные. И тогда он бросается на нее, как дикий зверь, срывая с себя одежду и нимало не заботясь о том, что почувствует Тата. Она закрывает глаза и изо всех сил сжимает ладони в кулаки.
После выясняется, что его пиджак безнадежно помят. Он надевает брюки, застегивает рубашку. Он больше не смотрит в сторону Таты, которая по-прежнему лежит на кровати, покачивая ногой, вот только глаза ее становятся темными и мрачными.
— Погладь пиджак, пока я покурю. И быстрее, времени совсем нет, — бросает он и, так и не взглянув на нее, выходит в коридор, оттуда в кухню и потом на балкон.
Еще несколько секунд Тата продолжает лежать. Потом поднимается, подходит к шкафу, быстро надевает джинсы, свитер и куртку. Направляется к двери, но на полдороги возвращается. На полу посередине комнаты лежит очень дорогой и безнадежно помятый пиджак. Она расстегивает джинсы, садится на корточки и писает на пиджак, стараясь попасть на правый карман, где — она точно знает, лежит телефон. После чего она одевается и очень быстро выходит за дверь.