Я дошел до развилки, взял влево, прошел вслепую метра три, потом споткнулся и прокатился вниз по невысоким ступеням. Раз попал в лужу (моя пятерня мокро шлепнула в темноте), раз – в сухие листья (они собственным ревом взревели у меня под ребрами). Потом грянул об гравий в луче, ободрав колени и ладони.
– Клац!
– Клац!
И вдруг много ближе:
– Клац!
Я рванулся из предательского луча. В наклонном свете, где только что был я, взвихрились пылинки. Пылинки успокоились.
Мой желудок, как мех с водой, плескался над кишками. Идя на звук зверя – а он притих и ждал, – я уже не мудрил с направлением. Ногу поднял, подался вперед, ногу поставил. Хорошо. Теперь другую поднял, подался…
Метрах в ста впереди был, оказывается, еще один луч. Я это понял, когда его перекрыло что-то очень большое.
Потом луч опустел.
– Цок! Цок! Цок!.. Хрррфф!
А я уже видел, сколько он проходит за три шага.
Потом множество раз: цок!
Я влепился в стену, лицом в землю и корни.
Но звук удалялся.
Я сглотнул все горькое, что поднялось из нутра в глотку, и отлип от стены.
Под крошащимися сводами, быстрым ходом, потом медленным бегом я двинулся за ним.
Звук шел справа.
Я свернул вправо в покатый тоннель, такой низкий, что впереди слышно было, как по потолку скребут рога. Камешки, чешуйки сланца и сухого лишайника чиркали ему по здоровенным плечам и сыпались на землю.
В стоке по левой стенке тоннеля, обволакивая камень, струйкой текла флуоресцентная слизь. Путь все круче шел вниз, струйка разрослась в ручеек и скоро потоком погнала наперегонки со мной пенящийся свет.
Бык, видимо, вступил на железную панель в полу: каждый шаг высекал полдюжины рыжих искр, освещавших его до пояса.
До него было всего тридцать метров.
Снова искры, потом он свернул за угол.
Под ногами был камень, потом холодный, гладкий металл. Невесть какой ветер занес сюда листья, искры подожгли их, и теперь огненные червячки извивались и мягко светили у моих подошв. На секунду мрак наполнила осень.
Я дошел до угла и почти свернул.
Он взревел мне в лицо. Копыто ударило в метре от моей ноги, и в этой близи навстречу искрам блеснули кровавые глаза и лоснящиеся ноздри.
Потом его глаза заслонила от меня его же ладонь. Я откатился назад, прижимая к себе мачете.
Ладонь – на сей раз плашмя, Кречет, – грохнула по железу там, где я был секунду назад. Потом там, где я был в ту секунду.
А я лежал на спине, уперев мачете в пол острием вверх. Мало кто из людей или быков может с одного удара вбить мелкий, тонкий гвоздь. И это хорошо.
Он вздернул меня вверх вместе с клинком, завязшим в ладони, и затряс рукой. Я мотался, вцепившись в мачете всем, что было, и орал.