– Лоби, приятель, как это ты собрался меня разыскать?
– Что?..
Думал, от моего голоса видение пропадет.
Но неведомо где голый смеющийся парень по-прежнему стоял одной ногой в сточной канаве, заросшей сорной колеблющейся травой. Пропали только Фриза и Дорик.
– Где ты?
Он поднял глаза, и у них не было белков, только золотое и карее. Я видел такие раньше, но все равно стало не по себе: собачьи на человеческом лице.
– Мама звала меня Бонни Уильям. А теперь меня величают Кид Каюк. – Он сел на бордюр и свесил руки на колени. – Разыщешь ты меня, значит, и убьешь, да? Как я убил Фризу и Дорика?
– Ты? Ты, Ло Бонни Уильям?..
– Без Ло. Я Кид Каюк.
– Ты их убил?.. За что?
Отчаянье свело мои слова до шепотов.
– Они были инакие. А я инакий похлеще любого из вас. Я вас боюсь, а кого я боюсь… – опять смех, – я убиваю. – Он мигнул. – Это не ты меня ищешь, приятель. Это я тебя ищу.
– Как?
Он тряхнул головой, откинув с белого лба киноварную прядь.
– Я тебя веду. Если бы ты не был мне нужен, Лоби, ты бы меня не нашел. Но ты нужен, и тебе меня не миновать. Я вижу глазами каждого в этом мире, в любом из миров, где хоть раз были наши предки. Я многое знаю о вещах, которых никогда не трогал и не нюхал. Ты вот сейчас не знаешь, где я, а бежишь прямо на меня. А в конце, – он поднял голову, – ты побежишь прочь из моего зеленого дома, ты будешь шарахаться в песках, как слепая коза на краю расщелины…
– Откуда ты знаешь про…
– И свалишься, и свернешь себе шею. – Он погрозил мне пальцем, когтистым, как у Мелкого Йона. – Ну что ж, беги, беги ко мне, Ло Лоби.
– Если я тебя найду, ты вернешь Фризу?
– Ну, Дорика-сторожа я уже вернул тебе ненадолго.
– Фризу вернешь?
– Кого я убил – они все при мне. Я тоже сторож, держу их в своей собственной Клетке.
Влажный смех, похожий на воду, бегущую по холодной трубе.
– Кид Каюк?
– Что?
– Где ты?
Мой голос зацепился за костяные иглы его усмешки.
– Откуда ты взялся, Кид Каюк? Куда идешь?
Его длинные пальцы скользили в рыжих волосах, словно льняные веревки в груде золотых монет. Он отпихнул ногой сорняки от сточной решетки.
– Детство мое изжарилось в Клетке, в песках экваториальной пустыни. Только Дорика-сторожа у меня не было. Как и ты, резвившийся в своих джунглях, я был преследуем памятью тех, кто жил под этим солнцем до нас и чей облик, любови и страхи переняли предки наших предков. В Клетке большинство моих соседей умерли от жажды. Сначала я помогал некоторым, добывал им воду так же, как Фриза кинула камешек, – я и это видел, конечно. Потом я убивал всех, кого сажали в Клетку, и получал воду прямо из тел. Я подходил к изгороди и глядел поверх дюн на пальмы оазиса, где работало наше племя. Тогда я еще не собирался покидать Клетку, потому что видел глазами всего мира. Я видел то, что видели ты, Фриза и Дорик, я вижу все, что происходит в этом галактическом рукаве. Когда то, что я вижу, меня пугает, я закрываю глаза, через которые смотрю. Так было с Фризой и Дориком. Когда мне становится любопытно взглянуть еще раз, я их опять открываю. Как с Дориком, например.