Я вспомнил, как на разломной горе гад искушал царевича-пастуха, хотел замутить его лишенное глубины зрение.
– Второе, что ему нужно, – музыка.
– Музыка?
– Потому он и гонится за тобой – или заставляет тебя гнаться за ним. Ему нужен порядок. Матрица, закономерность, то чувство, когда из шести нот выводишь седьмую. Три ноты ударяются друг о друга и определяют лад. Мелодия определяет строй. Музыка – чистый язык временных и одновременных соотношений.
Все это ему недоступно. Он может подчинить, но не создать. Поэтому ему нужен Одноглаз. Он может подчинить, но не упорядочить. Поэтому ему нужен ты.
– Но как?..
– На это «как» не хватит ни твоего деревенского словаря, ни моего городского интеллекта. Просто – иначе, Лоби. Инакий мир отражается в мире обыденном, и отражается странно. Вот Одноглаз: он может творить материю из пустоты, но это – побочный эффект чего-то другого. Ты улавливаешь и порождаешь музыку, но она – только косвенный признак тебя-настоящего.
– Кто же я?
– Ты… ты – нечто особенное.
В моем вопросе было требование, в его ответе – насмешка.
– Но ему нужны вы оба, – продолжал Паук. – Что ты дашь ему, Лоби?
– Ничего. Воткну в брюхо мачете, так, чтоб кровь брызнула из дырочек и мундштука. Буду гнать его по морскому дну, пока оба не упадем на песок. Буду…
Я замер с открытым ртом, а потом вдруг так резко вдохнул темный воздух, что заболело в груди.
– Мне страшно, – прошептал я. – Паук, мне страшно.
– Почему?
Я всматривался в него, старался заглянуть за ровное моргание его черных глаз.
– Я раньше не понимал, что останусь один. – Я свел руки на рукояти мачете. – Чтобы вернуть Фризу, я должен идти один. Со мной не должно быть ее любви. И ты – ты не на моей стороне.
Мой голос сделался хриплым, но не от страха, а от тоски, что начинается где-то в глубине горла: сперва кашель, потом плач.
– Если я дойду до Фризы – что я найду? Даже если верну ее – что?
Паук ждал, что я заплачу, но я не доставил ему этого удовольствия. Тогда, помолчав, он сказал:
– Ну, если ты действительно это понял, я могу тебя пропустить.
Я поднял глаза. Он кивнул, отвечая на мой бессловесный вопрос.
– Только сперва ты должен кое-кого увидеть. Держи.
Он встал. В одной из рук у него был небольшой кошель. Паук встряхнул его. Зазвенели монеты. Он бросил кошель мне. Я поймал.
– Кого?
– Голубку.
– Это ту, что на плакатах? Но кто?..
– Кто такая Голубка? Елена Троянская, Стар Антим, Мария Монтес, Джин Харлоу.
Он замолчал.
– А ты? Ты Иуда, Минос и Пэт Гаррет. Кто ты Голубке?
Видимо, я его позабавил, но усмешка была свысока.
– Если Голубка – Джин Харлоу, я – Пол Берн.