Самоуверенность, с которой Бетдек явилась сюда, мигом улетучилась. Отчасти потому, что гостья поняла неправильность происходящего. Ей не пристало быть такой слабой. Она должна вскочить и разделаться с колдуном-отступником, схватить Доротею и отвести ее к Ревуну. Или хотя бы найти в себе силы, чтобы позвать дядю на помощь.
Ничто такого она сделать не смогла.
Колдун решился. Приблизился к Доротее и что-то сказал. Сестра, чьи волосы непривычно отрасли и спутались, заметно расстроилась. Она поднялась и вышла.
Колдун принес кривую табуретку, сел и уставился на Бетдек. Он был по-прежнему встревожен, но гораздо спокойнее, чем несколько минут назад. Он снова что-то проговорил – вероятно, задал вопрос. У Бетдек нашлось немножко сил, только чтобы дотронуться до уха и мотнуть головой.
Ей стало страшно. Она с разбегу нырнула в неизвестность, в колдовской клубок чар, замаскированных под иные чары и имеющих целью сбить с толку… Все это было порождением безумного гения с манией преследования, который много лет оттачивал в одиночестве свою изменчивую волшбу.
Она не может позвать дядю. Не может предупредить…
Колдун еще немного поразглядывал ее, затем кивнул. Потрогал ее лоб. Его ладонь была горячей. Бетдек провалилась в небытие. Это случилось так внезапно и безболезненно, что она даже не помыслила о сопротивлении.
12. Наши дни: Озорной Дождь
Гурдлиф Баюн закончил сказку о мстительной сиротке, которую в лихолетье односельчане принесли в жертву. В его рассказе она представала не привычно злобным ожившим мертвецом, а заслуживающей сострадания жертвой.
Мальчуган умел приукрасить любую историю.
Гурдлиф сам был сиротой, но лишений и невзгод не испытывал. Весь Алоэ был ему за родителей. Ему предстояло принять обет безбрачия и стать жрецом Оккупоа. В свои десять лет он уже не находил эту перспективу манящей.
Гурдлиф умел рассказывать сказки, и поэтому мы пускали его в лагерь. Героями сказок часто были сироты. Капитан считал Гурдлифа шпионом. Я полагал, что парень хочет втереться к нам в доверие, чтобы никто не возражал, если он увяжется за Отрядом, когда тот покинет Алоэ. Нам было все равно. Секретов у нас было не много, да и те пустяковые. К тому же парень нас не объедал.
Мы вошли в лагерь, и Гурдлиф сказал:
– Жила-была девочка по имени Сень Сирени. Она была самой красивой в деревне, а когда выросла, от парней не стало отбоя.
Я покосился на него. Он сам еще мелковат, но об отношениях между мальчиками и девочками в Алоэ узнают рано. И не слишком по этому поводу беспокоятся.
Гурдлиф побежал вприпрыжку, чтобы поспеть за мной. Я опаздывал и потому спешил. Сегодняшний прием пациентов в городской клинике затянулся. В пяти лигах вокруг у всех детей разом начался насморк. У Гурдлифа тоже. Местных взрослых эпидемии не трогали, только детей и чужаков. Никто не умирал, но чувствовали себя больные прескверно. Многие предпочли бы умереть. Я и сам через это прошел.